— Дядичка, родименький, возьми меня отсюдова!
Дядька сперва молчит, а потом отвечает:
— Да как же я тебя возьму, Кольша?
— На ручки возьми!
— Да ты подумай сам, упадем мы с тобой! Подведет меня моя деревяшка, и упадем. — Дядька Селёма говорит вроде весело, но через силу. — Вот стуку-то будет! Свалимся да загремим по полу — я деревянной ногой, ты каменной. Ишшо пол проломим!
Мне не смешно.
— Не упадем! Забери ты меня…
— А врачи остановят, отберут.
— А ты их шилом!
— Да эть я ево дома оставил.
— Все одно забери!
— Коля, а Коля, давай ишо книжку почитаем, — говорит он.
— Не хочу книжку! Домой хочу!
— Да не оздоровел ведь ты ишшо! А тебе крайно оздороветь надо. Ну хто оно тако мы с тобой сейчас-то? А когда оздоровеешь, своими ножками пойдешь…
— Не хочу! Домой! — хватаю я его за пиджак. — Мама не забрала, ты забери. Ты большой, ты с врачами справисся!
Дядька Селёма сидит, молчит и смотрит на меня тоскливо. Потом спрашивает:
— А хошь, я тебе другой наган сделаю?
— Какой? — затихаю я.
— А такой, чтобы горохом стрелял.
— Хочу.
— Обязательно привезу его тебе в следующий раз…
Я опять кричу:
— Не надо наган! Забери меня!
— Не могу я, Коля, не могу, пойми ты меня!
Я смотрю на дядьку, а внутри у меня все кипит, и я со злостью говорю:
— Не любишь ты меня! Не любишь!
— Вот те раз, Васенев Тарас, — тихо говорит дядька. Я хорошо помню Тараса, нашего деревенского мужика, и хоть он грозится всем пакостливым ребятишкам оборвать уши, мне все равно хочется домой еще сильнее. А дядька все сидит возле моей кровати и все смотрит, и смотрит в пол. Потом хлопает ладонью по колену:
— Ладно! Я сейчас с врачом пойду посоветуюсь, а опосле, ежели он разрешит, лопотину твою у сестриц возьму и заберу тебя, раз уж так просишь.
— Не обманываешь? — замираю я радостно.
— А омманул я тебя хоть раз? — спрашивает дядька Селёма и смотрит строго.
Я не помню, чтобы дядька меня обманывал, вытираю кулаком нос и смеюсь:
— Не обманывал! Ну иди, да быстрее вертайся!
Он встает и, изгибаясь назад, идет из палаты, стукая громко по полу деревянной ногой и не оглядываясь…
Я не свожу глаз с дверей палаты и жду: вот придет с моей одеждой дядька Селёма и заберет меня домой. Уж он-то придет и заберет, он никогда меня не обманывал. Вот придет, вот придет… А дядьки Селёмы все нет и нет. Вдруг дверь открывается.
«Дядь!..» — хочу крикнуть я, но вижу, что входит медсестра. Так повторяется много раз: дверь открывается, я устремляю на нее глаза, а входит не дядька Селёма, а кто-то другой. Наконец я понимаю, что он не придет, укрываюсь с головой одеялом и долго тихо плачу: обманул дядька Селёма, первый раз обманул…