Я заглянула через ее плечо. Пять платьев — это же просто огромный выбор! Чистые цвета, аккуратные швы, пышные юбки — любое из них выглядит лучше, чем мое грубое приютское одеяние.
— Так, сиреневое отбрасываем, в нем ты совсем на покойницу походить будешь, — заявила Сабина. — У этого шов разошелся, здесь пятно на юбке. Остаются вот эти два — в клетку и с цветочным рисунком. Что выбираешь?
У меня даже есть возможность выбора? Ну надо же…
— С цветочным рисунком, — сказала я.
В самом деле, что может быть дальше от того бесформенного ужаса, что на мне сейчас, чем легкое летнее платье с большим вырезом и нарисованными на ткани букетиками цветов, пусть даже происхождение которых не смог бы вычислить самый опытный садовод?
На первый взгляд владелица лавки казалась этакой безобидной рыхловатой инорой, чьи интересы не простирались дальше «вкусно поесть и сладко поспать». Улыбалась она постоянно, но это выражение лица — не более чем маска, из-за которой проглядывал такой острый оценивающий взгляд, что сразу стало понятно — если бы Сабина по ошибке пронесла хоть малую часть выручки мимо кассы, больше она не проработала бы здесь ни дня. Помещение, где эта самая касса стояла, было не очень большое. Несколько высоких прилавков, сразу привлекающих внимание, низкий стол с ворохом разноцветных бумажек и мягкие кресла вокруг него составляли всю обстановку, но она не казалась скудной, каждая деталь была хорошо продумана и говорила о достатке и успехе. Одни флакончики чего стоили — разнообразной формы, украшенные кристаллами в металлической оплетке или причудливыми стеклянными узорами. Вполне возможно, что кристаллы были настоящими драгоценными камнями — моего опыта было недостаточно, чтобы отличить красиво блестящую стекляшку от чего-то более дорогого. А еще над всеми флаконами витал тонкий, едва заметный флер магии хранения. Пока я украдкой оглядывалась, меня тоже изучали, намного более внимательно.
— Действительно, девочка очень миленькая, — обратилась хозяйка к Сабине, как будто меня не было рядом. — Этакая голубоглазая куколка корнинского фарфора. А вид какой серьезный. И осанка. Можно принять за обедневшую дворяночку из провинции. Ты ничего не знаешь о родителях? — обратилась она теперь уже ко мне.
— Нет, инора Эберхардт.
Ответила я коротко, как наказала мне Сабина. Да и добавить к короткому «нет» мне было нечего — не рассказывать же о записке, которую мне сегодня отдали? Все равно она не проливает ни малейшего лучика света на мое происхождение. А что касается осанки, так это была отличительная черта воспитанниц нашего приюта — Сабина держалась не менее прямо, хотя вышла оттуда на два года раньше меня.