– Ну, еб твою мать, не мог… – начал говорить кто-то, но сам зашелся рвотой.
– Вы че творите, падлы! Зажгите свет! Где свет?!
Седой зэк открыл глаза и увидел, что ни одна из горевших ламп не потушена. Хотел снова лечь, но дальше по ряду один из заключенных, лежа на спине, захлебывался рвотой, конвульсивно дергая ногами. Седой вскочил и перевернул его на бок.
– Че случилось, я не вижу ни хуя, я ослеп! – Жуткий панический вопль разбудил весь барак.
Люди скатывались с нар, падали, вскакивали, вытягивая вперед руки, сталкивались между собой, не прекращая кричать. Многие блевали, все искали выход. Один зэк с разбега ударился о деревянные нары, из его лба брызнула кровь, и он упал под ноги товарищей. Другой, споткнувшись о сосновую доску, обнял раскаленную печь и с воплем принялся кататься по полу. Седой зэк, оставаясь на своих нарах, посмотрел на Снегиря, тот наполовину сполз на пол и так и замер, прижимая к груди охапку зеленых рублей, распахнутыми глазами глядя в потолок.
Дверь барака открылась, и на пороге застыл перепуганный увиденным вохр. Дрожащими руками он поднял винтовку. Маляр, видимо, тоже не пивший, быстро соскользнул под нары.
– Вы че, вконец охуели?! – крикнул боец, но его голос утонул в общем шуме.
Холодный воздух влетел в барак через раскрытую дверь, и ослепленные зэки, почуяв перемену, на мгновение затихли. Определив, где выход, они все разом кинулись на улицу. Рука вохра дернулась, пуля сбила одного заключенного с ног, и несколько человек упало, споткнувшись об тело.
– Отравили! Расстреливают! – заорали в толпе.
Взлетели заточки, вохр вскрикнул от удара одной по руке, но успел выбежать и закрыть за собой дверь. В прихожей послышался шум – боец чем-то подпер дверь. Его удалявшийся голос звал на помощь.
Заключенные попытались было выбить дверь, но неудачно. Со стонами, проклятиями и молитвами они падали на пол и расползались, поскальзываясь в собственной рвоте, корчась, прижимая руки к животу.
– Что делать, Дед? – дрожащим голосом спросил Маляр.
– Когда вохры пойдут на штурм, я к тебе под нары полезу.
Дышать в бараке было нечем; седой уже несколько раз сдерживал подкатывавшую от запаха тошноту. Иногда кто-нибудь вскакивал и начинал долбить в дверь, возбуждая остальных, и помещение снова наполнялось криками и стонами.
Седой зэк дошел до трупа Снегиря, забрал папиросы и деньги у него из кармана, а потом из тумбочки. В прихожей снова послышался шум.
– Спрячь. – Он кинул деньги и бритву Маляру и громко сказал: – Мужики, вас перестреляют, а я не пил, пойду, договорюсь.