Машина медленно поехала. Иван Андреевич посмотрел на часы, стекло треснуло.
– Сколько сейчас времени?
– Начало седьмого, наверное, товарищ лейтенант.
– Ты спал сегодня ночью вообще?
– Мало, товарищ лейтенант.
– Скажи, сколько таких машин, как у тебя, в лагере?
– Такая, как у меня, одна, товарищ лейтенант.
– А еще был хоть один «ГАЗ-61»?
– Никак нет, товарищ лейтенант, машина ценная, я за ней сам слежу, протираю…
Иван Андреевич не слушал признание водителя в любви к своему автомобилю. Берензон – сука, все документы – ложь. Ты знал это с самого начала, пронеслась мысль и погасла падающей звездой. Все место занял гнев.
– А ты чей родственник? Чернецова? – внезапно прервал монолог Сергея Иван Андреевич.
Водитель бросил испуганный взгляд на Неверова, машина даже вильнула.
– Так точно, товарищ лейтенант. Племянник.
– А Зоя тебе кто?
– Двоюродная сестра, она умная, хоть и избалованная.
– Опять забыл, как к старшему по званию обращаться?
– Никак нет, товарищ лейтенант, – спокойно ответил Сергей и, помолчав, добавил: – До кладбища час примерно дороги, по такой погоде, может, и больше, я туда не ездил ни разу, но в общем представляю, где это, товарищ лейтенант…
Слова водителя опять не долетали до Неверова. Он смотрел, как из тьмы в свет фар врываются хлопья снега, и ему подумалось, что Безымянка находится за Полярным кругом, где зима – это ночь. Бодрость медленно таяла. Рассвет задержался где-то высоко наверху, а снег все падал и падал. Позавчерашний день казался прошлым годом, Москва в осаде – далеким прошлым, детство в Верхнем Аблязово – выдумкой, несчастливой сказкой, услышанной от других. Неверов прокручивал события последних дней, и его то наполнял гнев за слежку, за вранье, за пренебрежение, то вдруг хотелось все это забыть и повернуть в Куйбышев. От этих мыслей и мельтешни снегопада снова заболела голова.
Иван Андреевич закрыл глаза. Он открывает дверь, а за ней оказывается следующая, и так они чередуются одна за другой. Обшарпанные и совсем новые, из досок, и обитые железом, с тугими пружинами, и на петлях. Но за очередной дверью натянуты косые ряды колючей проволоки… Иван Андреевич уже шагнул навстречу сотне шипов и не может отступить назад, в страхе он выставляет перед собой руки…
«ГАЗ-61» резко остановился, Неверова бросило вперед, и боль от удара резко вспыхнула в ободранных ладонях.
– Матерь божья! – прошептал Сережа.
Ветер гонял метель, и в темно-сером неярком свете зимней зари проступала то одна, то другая часть невысокой горы трупов, положенных друг на друга штабелями. Их было около трехсот, голые и в нижнем белье, сине-белые тела, покрытые снегом и ледяной крошкой. Неверов заметил, что глаза многих открыты, но вглядываться в них побоялся.