Сзади, совсем близко, послышались топот, надсадное дыхание и мерзкое блеяние ключника, стремившегося донести свое возмущение до баронского сына, но я, не глядя, лягнул назад сапогом и попал в мягкое.
Блеяние сменилось странным, каким-то утробным стоном, потом противным звуком, будто ветры кто пустил, и шумом падения, словно куль с тряпками уронили.
— За что ты так с несчастным Роком? — вяло поинтересовался Уильям, он уже мысленно скакал на лихом коне, обгоняя попутный ветер, навстречу объятьям и поцелуям любимой. Выглядел он, и, правда, в самый раз свататься: расшитый плащ, под ним дорогая кольчуга, широкий пояс с золотой пряжкой, и богато украшенная перевязь с мечом, а на широкие плечи свободно падают светлые локоны волос. Вот был бы я девкой, скажу не тая — сам бы за таким женихом приехал.
— Да надоел вконец, твоя милость! — я помог стонущему ключнику распрямиться и, довел до ближайшей стены, где и усадил отдыхать — Он, как услышал, что мы в дорогу собираемся, так и бегает следом и канючит: возьми, дескать, да возьми лучший хауберк! И второй возьми — продашь в городе. Я уж и так, и эдак отказывался, говорю ему: отстань от меня, сын козла, мне чужого не надо! А он все не унимается, вот и получил…
Я не люблю лошадей.
Хотя, говорил уже…
Хоть и ловок я, почти как лесная рысь, и силен, как медведь, но только за первую пару миль сверзился не менее четырех раз, и после четвертого мы привязали меня к седлу ремнем. А уж когда мне удалось убедить Уильяма сделать большой крюк, чтобы посетить Прилучину, и нам пришлось срезать путь и ехать через лес — так и вообще дело запахло тухлятиной и членовредительством.
В Прилучине я намеревался навестить Анну и старого Тома: они, как ни крути, жизнь мне спасли, а я за все время про Тома и не вспоминал, чего теперь немного стыдился. Даром мне один из ратников говорил, что Томас меня по осени разок навещал — а я…
Нельзя забывать сделавших тебе благо — так учил дед, и он бы мою неблагодарность не одобрил.
Томас, Томас, старый ты башмак… Хоть Ульрик и оказался той еще кучкой козьего дерьма, но Том желал мне добра, и не факт, что без его помощи я бы не сложил весла. А долги следует отдавать, этим аргументом я и сломил Уиллово упрямство.
Да и, к тому же, в скольких-то милях от самой деревни Тома спрятано у меня кое-что ценное, что не худо бы забрать.
Но проклятая начинка для колбасы с успехом делала свое черное дело.
Она пыталась соскоблить меня об стволы деревьев, неожиданно сворачивала в кустарник, выбирая места погуще, тщилась зацепиться мной об ветку потолще, и постоянно поворачивала ко мне свою балду, силясь укусить. А я и сам был уже не рад поездке. До привала было еще далеко, а у меня уже жутко ломило спину, и сводило ляжки, которые я, кажется, стер до мозолей, поверх которых, по ощущениям, уже выросли новые, а жопа приняла форму седла, в таком виде окостенела и потеряла чувствительность.