Еще я всерьез опасался за следующие поколения моего рода: из-за отбитого об седло хозяйства у моих будущих детей был вполне себе реальный шанс родиться дураками.
Да, верховая езда — дело не для неженок, лишь для сильных духом сие испытание.
Уильям рассказал, что близлежащие от замка леса знает неплохо, поэтому где-то совсем скоро должна быть полянка с ручьем, где и встанем на ночевку, и я встретил это известие с нескрываемым облегчением, а, увидев саму полянку познал истинное счастье.
Едва мы выбрались на открытое место, как я, практически свалившись с коня, враскоряку (ноги затекли) доковылял до ручейка, и упал туда, словно на бегу подстреленная лань.
Косолапая, грязно ругающаяся и проклинающая всех на свете лошадей, подстреленная в задницу лань.
И это был не конец мучений: Уильям вскоре извлек меня из ручья: мерзкую скотину надо было расседлать, напоить, стреножить, дать пожрать, и не позволить себя укусить.
С последним у меня не вышло, но я, скрипя зубами, дело все же сделал, подавляя горячее желание вложить скотине немного кротости обухом секиры промеж ушей.
— Ты здорово управляешься с конем, — соизволил похвалить меня Уильям, успевший развести костер — Получше даже, чем мог бы, к примеру, медведь из леса. Слышал я, что ваш народ не всадники — но чтоб настолько!
— Всадники моря, вот мы кто! Ты повращай весло от шнеккера, хоть с пару миль — я посмотрю, как из тебя песок посыплется. А с боевым конем управиться непросто, тут ты прав, — согласился с ним я.
— С чего ты взял, что он у тебя боевой? — недоумевал сын барона, вешающий котелок с крупой на палку, умело установленную на две рогульки.
— Кусается же! Батя рассказывал, что у ваших воинов специальные кони, все злые. Кусают врага в бою, бьют копытами. Лежачих топчут. Этот ведь из таких будет?
— Это да, есть и такие. Но у тебя просто жеребец, молодой еще, с норовом, да кобылу к тому же чует. Я же не знал, что ты так ему не понравишься! Приказывал седлать тебе молодого и резвого, а надо было — мерина холощеного. На вот, — он порылся в лежащей неподалеку седельной сумке — Угости его морковкой, может, подружитесь, — посоветовал он мне глубокомысленно — Коня понимать нужно, это тебе не деревянными лопатами воду месить.
Я оглянулся на рыжее чудовище, и увидел бездну жестокости в его пылающих злобой глазах.
Овощей он не хотел, он хотел мяса.
Причем, моего. Дать бы тебе «деревянной лопатой»…
Морковку я съел сам.
Коня я все-таки одолел. Куда козе-переростку со мной тягаться!
Хотя, это было и непросто.
Утром, когда рассвело и пришла пора отправляться в путь, рыжая скотина снова задумала развлекаться за мой счет. Уильям показал, что и куда крепится, однако когда я попытался затянуть ремни, волчье угощение надуло брюхо — это чтобы ему не жало и не натирало. Я же, ухватившись за луку седла, вскочил верхом, ловко и стремительно, как молодая рысь запрыгивает на неосторожного оленя. И так же стремительно, словно коршун, пикирующий на зайца, воткнулся в землю, когда седло съехало коню под брюхо. В разлуку меня аккуратно, но очень больно укусили за спину.