— Я сейчас же поговорю с Евой. Она больше не будет оплакивать дочь. Пора положить этому конец! — решительно сказал я и отправился на поиски волчицы.
— Она в столовой! — бросил вдогонку Эйдан.
— И потактичнее, Дарен! — добавила Соня.
Палящие лучи дневного солнца ударили в лицо, стоило только выйти на улицу. Я зажмурился и продолжил ход по направлению к столовой. Прошел мимо щенков, подмигнув им. Детеныши оборотней способны принимать форму волка с пяти лет, они каждый день резвятся под окнами, обретая ипостась волчат.
Когда-нибудь и у нас со Снежаной будут такие. Эта мысль настолько меня воодушевила, что я не заметил, как один из них ухватился лапами за мою ногу и повис на ней. Я нагнулся и, сняв щенка со ступни, игриво произнес:
— Эй, малыш! Ты хочешь, чтобы тебя приласкали? — Я почесал его за ушком, а выпрямившись, увидел Еву, выходящую из столовой. — Ева! Постой. Нужно поговорить.
Отпустив кроху, подошел к волчице. Она убрала за ухо прядь темных густых волос и неуверенно подняла на меня взгляд. Эта женщина выглядела потрясающе. Несмотря на свои тридцать восемь лет, ее можно было запросто спутать с двадцатилетней. И здесь не только волчьи гены, она и до обращения была довольно привлекательной. А еще она очень похожа на Снежану.
— Ты опять ходила туда? — спросил я, скрестив руки на груди.
Она поджала губы и кивнула.
— Зачем ты себя мучаешь, Ева?
— Затем, что заслужила эти мучения. Я виновата в ее смерти. И мне придется жить с этой болью вечно. Доченька моя…
Ее брови сошлись на переносице, а нижняя челюсть затряслась от непрошеных слез. Я провел рукой по мягким волосам волчицы и, притянув к себе, прижал к груди.
— Ты ни в чем не виновата. Поверь мне, — убеждал ее, понимая, что, возможно, поступил неправильно, скрыв от нее правду.
Теперь, когда Ева стала оборотнем, она переживает весь ужас того дня снова и снова. И каждое полнолуние, то есть примерно раз в месяц, следуя за инстинктами, идет по следу собственной злости. И раз за разом пытается кого-то убить, чувствуя силу, дарующую полной луной.
Видя ее страдания из месяца в месяц, я задавался вопросом: «А правильно ли поступил, скрывая от нее дочь?» Может, если бы она знала, что девочка жива, перестала бы обвинять себя в ее смерти?
Нет, я все сделал верно. Ведь, знай Ева правду, давно бы отыскала Снежану и выдала бы себя при первой возможности. Увы, материнский инстинкт у самок очень обострен. Они не смогут обманывать свое дитя. Я, как вожак стаи, должен следить за тем, чтобы о нас знало как можно меньше людей. Иначе не выжить. Поэтому семнадцать лет молчал. Но теперь, когда уже так близок к тому, чтобы отметить свою пару и забрать ее в стаю, нет смысла скрывать от Евы дочь. Пришло время открыть правду.