В руках парень держал ружье, которое тут же отбросил на диван, и задрал вверх свои худые конечности.
– Ху ар ю? – спросил его Ерохин, надеясь, что уровень военного разговорника будет достаточен для взаимопонимания.
– Я есть Шон, – пролепетал молодчик, – Шон Халлоран, я мало понимать по-русску.
– Какого… этого ты стрелял? – поинтересовался Михаил, опуская пистолет.
– Японцы разбить… разрушить отцов… отеческий аптека, они убить дядя Флэган, я…
– Мы – японцы?
– Ноу, н-нет… Но вы напали, и я…
– Стоп, – поднял руку Ерохин. – Вы нам даром не нужны, понятно? Это вы напали на нас там, в Европе, а мы вам дали отпор здесь. Понятно?
– Да-да, я понимать…
– Ваши Джоны и Гарри бомбили японские города, убивая сотни тысяч тамошних Тосио и Фумико – солдат, женщин, детей, стариков, – всех подряд. И ты хочешь, чтобы японцы, придя сюда, вели себя корректно и уважали ваши права? А не слишком ли многого ты хочешь?
– Я не знать…
– Он не знать, – пробурчал Голубенков, пихая пистолет в кобуру.
– Пошли, – махнул рукой Ерохин.
Они повернулись, чтобы уходить, и Шон воззвал из своего угла:
– А я? Я есть пленный?
– Ты есть дурак, – буркнул Голубенков.
– Ты едва не попал в нашего пилота, – сказал Дядя Миша. – Если бы ты его убил, я бы тебя здесь же, на месте, расстрелял. Но ты промахнулся. Живи пока.
– Может, поумнеешь…
Спустившись на улицу, Ерохин столкнулся с японским патрулем – самураи вели себя весьма дружелюбно и уважительно. Надавали им в Маньчжурии изрядно, отсюда и уважение…
– Гэнки дэс, – сказал Михаил. – Все хорошо.
Офицер и двое солдат в тропической форме одновременно кивнули и пошагали дальше – следить за порядком.
– Пошли, – сказал Ерохин, – искупаемся хоть!
Выйдя на пляж Вайкики, Михаил крякнул только – белейший песок так и манил к себе, так и звал растянуться на нем и млеть. Лишь в отдалении пляжную благодать портил сбитый «Зеро», пропахавший песок до самых пальм.
– Приступаем к водным процедурам! – заорал Дядя Миша, плюхаясь на песок и снимая сапоги.
Битый час Ерохин плескался, нырял, кувыркался, потом, накупавшись вдосталь, повалился на песок загорать, хотя солнце уже садилось, накаляясь закатным алым цветом.
Тут-то его и нашли японцы – целая делегация приперлась. Все в мундирах, застегнутые до последней пуговки, а Михаил – в одних мокрых трусах.
Втянув живот, Ерохин постарался выглядеть достойно, насколько это вообще возможно было в его положении.
Приблизившись, японцы поклонились. Молоденький очкастый переводчик начал, старательно выговаривая слова:
– С прискорбием сообщаем вам, Ерохин-сан, что рейтенант Сабуро Сакаи был ранен в сегодняшнем бою и умер в госпитаре. Перед смертью Сакаи-сан, выходец из древнего, хотя и обедневшего рода, пожелал, чтобы его меч был передан вам лично, Ерохин-сан.