Фальк встал и, повернувшись к Хэдлерам спиной, пошел прочь. Он направился в глубину кладбища и шел, оглядываясь, пока не нашел нужный ряд. Надгробья в этой части кладбища потеряли свой блеск долгие годы назад, но многие из них были знакомы ему, как старые друзья. На ходу он нежно провел рукой по одному, другому, и, наконец, вот он стоит перед выцветшим на солнце камнем. Цветов на этой могиле не было, и только тут ему пришло в голову, что их надо было принести с собой. Хороший сын так и поступил бы. Принес бы матери цветов.
Вместо этого, достав салфетку, он наклонился и счистил слой грязи и пыли с ее имени, вырезанного в камне. Потом — с даты ее смерти. Он никогда не нуждался в напоминаниях об этом дне. Сколько себя помнил, он всегда знал, что мать умерла в тот день, когда он родился. Осложнения после родов и потеря крови, неохотно отвечал ему отец, когда он достаточно подрос, чтобы задавать вопросы. А потом кидал на сына взгляд, от которого у Фалька появлялось ощущение, что оно — почти — того стоило.
Когда он стал постарше, у него появилось обыкновение ездить на велосипеде на кладбище и стоять часами над могилой матери в качестве искупления. В конце концов до него дошло, что никого не заботит, стоит он там или нет, и их отношения превратились в своего рода одностороннюю дружбу. Он очень старался ощутить хоть какую-то сыновнюю любовь, но даже тогда эти эмоции казались ему какими-то неестественными. Ему просто не удавалось пробудить в себе чувства по отношению к женщине, которую никогда не знал. Где-то глубоко внутри он постоянно чувствовал себя виноватым, что Барб Хэдлер значит для него гораздо больше.
Но навещать мать ему нравилось, а она оказалась прекрасным слушателем. Он начал приносить с собой еду, книги, уроки. Валяясь в траве рядом с ее надгробием, он болтал без умолку все, что в голову придет, — о том, что было сегодня и что будет завтра. О своей жизни.
Не успев осознать, что делает, Фальк лег на короткую жесткую траву у могилы. Вытянул ноги. Деревья над головой отбрасывали тень, и жара казалась чуть менее невыносимой. Устремив взгляд в небо, он еле слышно — почти шепотом — повел рассказ о Хэдлерах и о возвращении домой. О том, как вновь увидел Гретчен. Про тяжесть в груди, которая возникла, когда он увидел Мэнди в парке и Иэна в магазине. Поведал ей о своих страхах и о том, что, может, он так никогда и не узнает правды о Люке.
После того, как у него кончились слова, он закрыл глаза и просто лежал неподвижно рядом с матерью, а земля и воздух баюкали его, окутав теплом.