— Тебе бы лучше валить отсюда, прямо сейчас. Для твоего же блага. — Голос у нее был тихий, но враждебный. — Он уже пропустил пару стаканов и не особо обрадуется, если придется сюда спускаться, понял? Наша дело сторона; мы вообще не имеем отношения к той херне, которая тут происходила, понял? Вообще никакого. И его мама тоже. Так что забирай свое гребаное журналистское удостоверение, или баллончик с краской, или мешок собачьего дерьма, или что там у тебя, и вали, понял?
— Слушайте, извините, — Фальк отступил назад, демонстрируя пустые ладони, стараясь показать, что угрозы он не представляет. — Я совсем не хотел никого расстраивать. Никого из вас.
— Ага, да, но ты расстроил. Это наш дом, понятно? Куплен и оплачен. И, блин, я не позволю себя доставать. Двадцать лет прошло. И как вам, придурки, не надоело?
— Слушайте, вы, конечно, правы. Я уйду…
Она сделала шаг вперед, и, ткнув пальцем в сторону дома, продемонстрировала ему телефон, который держала в другой руке.
— Да, блин, уйдешь как миленький. Или я не копов вызову. Это ему я буду звонить, в дом, и его ребятам, а уж они-то только счастливы будут донести до тебя все, что тебе непонятно. Ты слышал меня? Пошел. Вон. — Она сделала вдох и заговорила громче: — И можешь сообщить это всем прочим. Мы к ним отношения не имеем, кто здесь раньше жил. Никакого отношения к этим уродам.
Последнее слово, казалось, раскатилось по полям. На секунду Фальк замер. Потом, не ответив ни слова, он повернулся и пошел прочь.
Назад он не посмотрел ни разу.
Глядя, как в толпе, приближаясь, мелькает светловолосая головка, Фальк неожиданно ощутил прилив радости, что не поддался порыву отменить свидание.
Накануне вечером, повернувшись спиной к своему бывшему дому, он пошел прямиком к машине и долго стоял рядом, борясь с искушением плюнуть на все и уехать прямо сейчас. После бессонной ночи он провел весь день, разбирая стопку бумаг, которые забрал с фермы Хэдлеров. Ничего интересного обнаружить пока не удалось, но продолжал методично работать, время от времени делая пометки, когда что-нибудь привлекало его внимание. Терпенье и труд. Вниз он спускался только для того, чтобы чего-нибудь перехватить, и начисто игнорировал субботнее оживление на улице. Когда позвонил Джерри, он, чувствуя себя виноватым, перевел телефон в беззвучный режим. Фальк сделает то, что обещал. Но разговаривать об этом он не обязан.
Теперь он сидел внизу, в пабе, и в первый раз за весь день не ощущал желания убраться отсюда поскорее. Гретчен обнаружила его в дальнем углу, где он сидел, надвинув на глаза шляпу. Она опять была в черном, но в этот раз это было платье. Короткое, и, когда она шла, подол скользил по ее обнаженным ногам. Платье шло ей гораздо больше, чем траурный костюм. Несколько голов развернулось ей вслед. Не так много, как когда-то в старших классах, но достаточно.