Лесток вынул из кармана бархатный платок, вытер вспотевшее лицо.
– Молодой человек, не стоит меня оскорблять. Или вы пытаетесь таким образом самоутвердиться?
– Петь, позволь, я ему врежу, – попросил Иван.
– Успеешь, – заверил я. – А вы, господин Лесток, дальше рассказывайте. Мы вас внимательно слушаем.
Лейб-медик убедившись, что его шкуре ничего не грозит, продолжил:
– Да, я ему не поверил. У нас состоялся разговор… весьма бурный. Мы совершенно не выбирали выражения. Князь в гневе оказался редкостной скотиной. Позволил себе многое из того, что не допустимо для благородного человека. Пожалуй, его родители не уделяли должного внимания воспитанию отпрыска.
Иван покачал головой. Лесток вальяжно забросил ногу на ногу.
– Мне пришло в голову, что он хочет сам разыграть эту карту. Князь не был дураком. Увидел, какие выгоды может принести завещание покойного императора; решил, что делиться со мной необязательно. Глупец!
– И тогда вы направили к нему своего убийцу?
– Не совсем так. Мне было нужно письмо, а не хладный труп князя. Я сделал вид, что поверил Четверинскому, распрощался и ушёл. Потом распорядился, чтобы Колычев наведался к нему и тихонько обыскал кабинет. В крайнем… повторюсь, лишь в крайнем случае, Степан мог применить силу. Я на этом настаивал и давал соответствующие инструкции.
– И тем не менее князь мёртв.
Про то, что в убийстве обвинили меня, я предусмотрительно умолчал.
– Увы, – согласился Лесток с очевидным. – С самого начала всё пошло наперекосяк. Князь случайно застал Степана в своём доме, набросился с пистолетом, хотел застрелить. Степану пришлось защищаться. Это не оправдывает моего слугу, но… случилось досадное недоразумение. Даю слово: я этого не хотел. Смерть Четверинского не сделала меня счастливей. Тестамент так и не попал в мои руки, у кого искать – ума не приложу. Дурацкое положение, не находите ли?
Я посмотрел на Ивана.
– При обыске дома Четверинского ничего не нашли. Похоже, князь говорил правду, – пояснил Иван.
– Или господин лейб-медик нам врёт, – заметил я. – Не краснея!
Лесток поднял руки, будто сдаваясь.
– Обыщите меня и мои вещи. Уверяю, бумаг у меня нет.
– Даже не сомневайтесь, мы всё перетряхнём, – пообещал я.
– И ничего не найдёте. А время идёт, – многозначительно сказал лейб-медик.
– К чему вы клоните, Лесток?
– Предлагаю вам сделку.
– Вот это да! – поразился Иван. – Вы столь наглы, что осмеливаетесь предложить нам сделку? Восхитительно!
– Почему нет? – усмехнулся Лесток. – Господа-сыщики, вы сами оказались в весьма щекотливом положении. Начну с того, что один из вас, я так предполагаю, что это вы, Пётр Елисеев, – он ткнул в меня пальцем, – обвинён в убийстве князя Четверинского.