– Я твой Иван Сусанин, – посмеивалась подруга, глядя ей в глаза.
– Слушай, а почему ты со мной возишься? – спросила Саша неожиданно для себя.
– Да потому, что слепая ты, Шурка. Думаешь, это первая юбка, в которой он запутался?
Это было очень больно. Так больно, что Александра рыдала, проклиная весь мир. Несправедливый, жестокий, предъявивший ей все счета. Сразу. За наивность, за глупое благородство, за безрассудную любовь, за непростительную доверчивость. Тогда у Саши промелькнула мысль, что и Женька была одной из тех упомянутых юбок, а чувство вины перед подругой заставило ее потащиться с ней в Грецию. Может быть. Но у Александры хватило сил не расставлять все точки над «и». Она почувствовала тогда, что сможет быть иной. Хитрой, расчетливой, коварной. Не сразу, конечно, но сможет. И первое, что она сделает, это ляжет с каким-нибудь мужиком в постель. Там и случилось.
– А не пойти ли нам в хороший ресторан? – игривым тоном и холодным взглядом Саша просто пригвоздила свою подругу к креслу на следующее утро.
– Рубикон? – понимающе отозвалась Женька.
– И еще какой!
Димитрос был элегантным и напористым завсегдатаем ресторанов. Он сразу почувствовал в ее взгляде призыв и решимость. Они едва общались на ломаном английском, более прибегая к языку жестов и взглядов. Женька подобострастно хихикала, когда ее пощипывал под столом смазливый Лео. Ужин был веселым и непринужденным, наверное, каким бы и должен быть в обществе молодых людей, решивших «оторваться по полной программе». Не все приезжают в Афины, чтобы ходить по музеям или слушать оперу. Немало жаждущих стремятся утолить свой голод в приключениях более прозаических и старых, как мир. Ужин при свечах, прогулка в объятьях молодого и горячего грека по ночной столице. Хмель не выветривается на свежем воздухе – он усиливается пьянящей романтикой символов. Они дремлют в каждом из нас до того момента, пока дьявольский голос не прошепчет над ухом, томно и понимающе вздыхая: «Один раз живем, и чего это ты, собственно…».
Хорошо, что у них был номер со спальней и гостиной. Наверное, у Саши не хватило бы духу заниматься любовью вчетвером на одной кровати. Какой бы пьяной она ни была. Остальное промелькнуло, как в тумане. Страстные объятья, сорванная одежда, жадные ласки, запах чужого тела. Какое-то время она не решалась снять трусики и глупо держала их, вцепившись обеими руками в узкую полоску, но Димитрос сдернул тонкую кружевную ткань с победоносным воплем. Дикарь. Впрочем, дикарь-то ей и был нужен, чтобы не терзали сомнения. А так она могла потом уговаривать себя, что сопротивление было бесполезно. Чтобы ничего не видеть, Саша закрыла глаза и отдалась течению событий. Впрочем, она не забыла достать презерватив и «вставить его меч в надежные ножны». Да и меч-то, если признаться, был не ахти какой. Она раскатала презерватив едва наполовину, и если чувствовала что-то, так это упругое кольцо «на рукоятке меча». А «Дима» сопел, переворачивал ее то так, то эдак, стонал и что-то выкрикивал по-гречески. Саша подыграла ему в нужный момент, оставив на потной спине «меченосца» след своих коготков. Хотя ей в тот момент было почти все равно. Помнится, она даже пошалила, про себя, обращаясь к тяжело дышавшему греку: «Лучше бы в ресторане копытом стучал поменьше, может быть, и вышел толк сейчас».