и типографией: из редакции несет в наборный цех статьи про вести с красного фронта и про жизнь рабочих и крестьян; из типографии в редакцию — готовые полосы завтрашней газеты. Задержится он или убьют его из-за угла агенты мировой контрреволюции — и, пожалуйста, не выйдет газета. А без газеты не может сейчас жить человек новой, красной России! И вот получается, что Федор Гаврилин очень важный, можно сказать, государственный человек.
И все-таки, как ни говорите, хоть и государственный он человек, а все же не как отец. В отряд не записывают, винтовку не дают. А ведь типографским отрядом отец командует. Каждый вечер после работы идут наборщики, печатники и другие рабочие типографии в поле за городской парк — стрельбище там. Тренируются: расстреливают из новеньких винтовок пузатого буржуя, нарисованного на фанере. Так бабахают, что даже в животе что-то замирает. А Федя только смотрит. И еще папка ругается:
— Куда под пули лезешь? А ну домой!
Не понимают взрослые, что и от него, Федора, сейчас может выйти польза. Вон какое время тревожное. Раньше в наборном цеху висел плакат: «Смерть капиталу!» А теперь другой-слова товарища Ленина: «Социалистическое отечество в опасности!»
И в такое-то время Феде не дают винтовку! И кто не дает? Родной отец! Аж плакать хочется. Но нет, не дождетесь, не заплачет Федор Гаврилин. Он тоже боец революции.
Но бывают чудеса на белом свете! Особенно в это необыкновенное время…
«…Федюша, вставай, сынок, тебе телеграмма от товарища Ленина».
Федя открывает глаза, а перед ним — мама, нарядная, тихая и почему-то в шляпке, как у секретарши Зои из редакции. Стоит мамка у кровати и бумажку протягивает. «От Ленина», — понимает Федя. Развертывает он телеграмму, а то вовсе не телеграмма, а маленький плакат, красные пушки на нем нарисованы и написано черными буквами: «Поручаю тебе, Федор Гаврилин, командовать типографским отрядом. Ленин».
Отец тоже дома. Сидит за столом, грустный такой и торжественный. Гимнастерка на нем, фуражка с глянцевым околышем и красной звездочкой, а к стене винтовка прислонена: металлом поблескивает, а штык матовый, будто его в туман окунули. И говорит отец:
«Одевайся, принимай команду. Я у тебя в помощниках буду».
Посмотрел Федя на стул возле своей кровати и обмер: лежит на нем отглаженная зеленая гимнастерка, начищенные сапожки стоят рядом — даже сияние от них идет. И — Федя потер глаза: уж не сон ли это? — на спинке стула висит в желтой кобуре маузер, точь-в-точь, как у того красного командира с чубом, что в прошлом году выступал на митинге и кричал так, что у Феди дух заходился от восторга: «Да здравствует мировая пролетарская революция!»