– Елизавета!
– Тише, – говорит он. – Это еще должен одобрить король. Но если он согласится, я стану его зятем. Это будет великолепной партией.
Так и есть. С мучительной ясностью я понимаю, что этот союз логичен и полезен для Сеймуров. Это великолепная возможность для них, и принцесса Елизавета, узнав об этой партии, сначала притворится, что принимает ее из послушания, но на самом деле будет счастлива. Она по-детски восхищается Томасом, его мрачной мятежной красотой и сопутствующим ему духом приключений. Но сейчас она убедит себя в том, что влюблена в него, начнет ворковать и придумывать страсти. А в моем сердце любовь к ней уступит место ревности.
– Тебе это не нравится, – замечает он.
Я качаю головой, гоня свои невеселые мысли.
– Мне не может это нравиться, но я не стану говорить, что я против. Я понимаю, что ты должен это сделать, Томас. Это будет огромным шагом вперед для тебя, он укрепит положение Сеймуров и их связь с королевской семьей.
– Я не буду этого делать, если ты не согласишься.
Я снова качаю головой. Мы проходим в двери, в тень аванзала. Слуги Сеймуров выходят, чтобы поприветствовать своих хозяев. Они кланяются, и мы поворачиваем в сторону королевских покоев. Теперь, когда на нас все смотрят, мы уже не можем говорить. Двор на все лады обсуждает возвращение адмиралов.
– Я принадлежу тебе, – тихо, но страстно говорит Томас. – Навсегда. И ты об этом знаешь.
Я отпускаю его руку, и он с поклоном отступает.
– Прекрасно, – говорю я. Я знаю, что ему необходимо пробивать себе дорогу и что Елизавета будет для него прекрасной партией. И я уверена в том, что она будет его обожать, а он будет добр к ней. – Прекрасно.
* * *
Томас покидает двор на следующий день еще до заутренней службы, и я больше его не вижу.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает меня Нэн. – Ты выглядишь…
– Как?
Сестра внимательно вглядывается в мое бледное лицо.
– Грустненько, – говорит она, используя слово из нашего детства с мягкой улыбкой.
– Я несчастлива, – отвечаю я, повинуясь порыву искренности.
Больше я ничего не скажу, но даже эти два слова, произнесенные вслух, дарят мне чувство облегчения. Я тоскую по Томасу до боли. Я не знаю, как пережить его брак с кем бы то ни было. Даже одна мысль о нем с Елизаветой наполняет все мои внутренности жгучей ревностью.
Нэн даже не спрашивает меня о причине моей несчастливости. Я не первая жена короля, лишившаяся радости жизни от тягот бытности королевой.
* * *
Почти каждый вечер я получаю приглашения прибыть в комнаты короля, где слушаю дебаты. Часто я делюсь своим мнением и все время напоминаю королю, что идея и дух реформ – это его заслуга, дело, непростой процесс, начавшийся благодаря его мудрости и за который его боготворят его подданные. Однако по колюче-холодному молчанию, которым Генрих встречает мои слова, я понимаю, что он весьма далек от того, чтобы согласиться со мною. Он что-то задумал, но своих планов со мною не обсуждает. И я остаюсь в неведении до первой недели июля, когда Тайный совет объявляет, что владение Библией в переводе Уильяма Тиндейла и Майлза Ковердейла приравнивается к преступлению.