, знаменитого лидера Англии, жившего пятьсот лет назад.
– Не правда ли, это странно и даже немного смешно? – спрашиваю я короля, когда мы беседуем после ужина. – У Хереварда не могло быть символа и герба, которые он мог бы оставить Говардам, даже если они действительно приходятся ему родственниками, чего нельзя доказать. Да и какая, в сущности, разница?
Вокруг нас тихо разговаривают придворные, рядом играют в карты, а с другой стороны я слышу стук игральных костей. Скоро король созовет своих приближенных, и мы с дамами откланяемся на ночь.
Выражение лица Генриха становится злым, он щурит глаза и коротко бросает:
– Разница есть. Для меня.
– Объявляя себя наследником Хереварда, он… сочиняет сказки.
– Это очень опасные сказки, – говорит король. – В этом королевстве есть только одна семья, у которой имеются царственные предки, и это моя семья, и я ее глава. – Он замолчал, и я понимаю, что Генрих думает о своих предшественниках на троне, о Плантагенетах. Он казнил их одного за другим, вменяя им в преступление принадлежность к этому имени. – Только одна семья может проследить своих предков до короля Артура, и это наша семья. Любая другая претензия будет караться с исключительной строгостью.
– Но почему? – спрашиваю я как можно мягче. – Если это старый герб, который герцог показывает вот уже много лет и которым так глупо бахвалится молодой себялюбец… Если герольды видели его неоднократно и вы не обращали на него внимания…
Король поднимает вверх толстый указательный палец, и я тут же замолкаю.
– Ты помнишь, что делает хозяин со своей сворой? – тихо спрашивает он.
Я киваю.
– Ответь мне.
– Натравливает одних псов на других.
– Так и есть. А когда какой-то пес из стаи становится больше и сильнее всех остальных, то что с ним делает хозяин?
– Натравливает на него остальных, – нехотя говорю я.
– Разумеется.
Некоторое время я молчу, затем замечаю:
– Но это значит, что возле вас никогда не появится сильных подданных. Мудрых советников, которых вы могли бы уважать. Никто не сможет возрасти в служении вам, никто не заслужит награды за верность. У вас не будет проверенных временем и испытаниями друзей.
– Да, это правда, – соглашается со мною Генрих. – Но мне и не нужны такие люди. Когда я был молод, меня окружали те, о ком ты сейчас говоришь: друзья, которых я любил, блестящие умы, которые могли быстро решить любые проблемы. Если б ты только видела Томаса Уолси в его зените! Томас Кромвель мог работать всю ночь, и каждую ночь, когда это было необходимо, и ничто не могло его остановить. Он справлялся со всем, за что брался, и ни разу меня не подводил. Я мог поставить перед ним вопрос за ужином, а перед утренней службой он уже приносил мне ордер на арест…