Стоял крепкий мороз. Офицеры соседней роты собрались вокруг лейтенанта Миши Сергеева, а тот им что-то азартно рассказывал. Я выбрал свободную минуту и двинулся туда, чтобы удовлетворить любопытство. Они обернулись ко мне, и ротный Валера Кондратьев произнёс:
— Ну что, мужики, у меня две бутылки водки есть.
— А у меня закуска, — подхватил Мишанька. Оказывается, он был на охоте и добыл двух зайцев.
— У Андрюхи повод есть. Сын родился, — продолжил мысль Боб Месяцев.
Всё было решено без моего участия. Третья рота уже заканчивала укладку, когда мне подошёл Сергеев и сказал:
— Андрей, ключи от квартиры давай. Пока вы тут закончите, мы всё приготовим.
Вернулся я домой в половине первого ночи. Гулянка шла вовсю. Отмечали рождение моего сына очень бурно. Первые две бутылки были давно выпиты. Добыли ещё. Первоначальный состав поздравителей сменился почти полностью. Кто-то ушёл домой, а кто-то выбыл из строя и спал прямо тут, на полу и на кухне. Наступило утро. Процесс превратился в перманентный. Срочно отправили в село Единение машину за водкой. К вечеру следующего дня всё продолжалось с удвоенной энергией. Те, кому надо было на службу, покинули застолье, но на их место пришли только что освободившиеся от дел офицеры. Через двое суток я заступил в наряд, а затем и вовсе ушёл жить в офицерское общежитие. Так продолжалось около недели. До тех пор, пока я не отправился в Безречную забирать жену с ребёнком, но до этого мне случилось там побывать для иных целей.
Для поездки в санбат выделили командирский уазик, а старшим машины назначили Сашу Веремчука — предполагалось, что я должен был быть пьян и не в состоянии нести ответственность за вверенный автотранспорт. Я тогда горячительных напитков не употреблял, что не помешало начальнику штаба объявить мне взыскание за пьянку.
Резкий звук телефонного звонка прервал мою полузаконную дрёму. Не поднимаясь с топчана и не открывая глаз, снял трубку и абсолютно бодрым голосом произнёс:
— Дежурный по парку старший лейтенант Бронников слушает.
Такому приёму я научился у капитана Недовизия и с успехом его применял. Ни разу ни у кого не возникало подозрений в том, что бдительная служба нарушалась сладким сном в неположенное время.
Звонил командир роты и удивлённым голосом сообщил:
— Завтра едешь на «губу».
— За что? — спросил я, лихорадочно перебирая в уме события крайних двадцати четырёх часов, в особенности уже во время несения службы в наряде. Ничего крамольного не припомнил.
— За пьянку, — был ответ.
Моё долгое молчание ротный расценил правильно и, как будто оправдываясь, начал рассказывать: