— Только что Федырко объявил тебе пять суток ареста за пьянку. Комбат попытался заступиться и сказал, что ты вообще не пьёшь.
— И что?
— А ничего. «Федерико» только поиздевался над ним, мол, ты до сих пор пьянствуешь, остановиться не можешь от счастья, что сын родился.
— Комбат чего? — продолжил интересоваться я, сидя на топчане.
— Доложил, что вообще-то ты в наряде стоишь, но только после этого «Федерико» от злости чуть не задохнулся.
— Ясно, — сказал я и положил трубку.
На следующий день на попутках я отправился на гауптвахту в Безречную, где меня встретил самодовольный прапорщик — начальник «губы».
— Ты знаешь, — фамильярно обратился он ко мне, — у нас ремонт идёт, и поместить тебя некуда.
— А как же ваши? — кивнул я на группу офицеров, пускавших дымок в курилке.
— Наши днём тут сидят, а на ночь домой уходят. Спать негде, — парировал начальник исправительного учреждения.
— Ну, тогда в предписании печать мне шлёпни, — произнёс я, протягивая прапорщику документ для отметки, что наказание отбыто. Тот хмыкнул и окинул меня с головы до ног, очевидно оценивая, чего можно взять с окопного офицера спецназа. Затем, разочарованно вздохнул, достал печать и хлопнул ею о предписание в нужном месте.
Такой поворот событий меня вполне устраивал. Оставалось только незаметно проникнуть в общежитие и отсыпаться там трое суток до положенного времени. Так всегда делали Боб Месяцев и Миша Сергеев. Печать в нужное место они умело переводили с предыдущего документа варёным вкрутую яйцом.
Казалось бы, простое для разведчика дело — скрытное возвращение домой — осложнилось некоторым обстоятельством. Я уже шагал счастливый через внутренний двор гауптвахты, как услышал дикий вопль, и на меня бросилось заросшее чудовище в бушлате без опознавательных знаков. Я шарахнулся в сторону, и если бы не забор из ключей проволоки между нами, то зверёныш сбил бы меня с ног.
— Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант, заберите меня отсюда! — истошно вопил заросший и опаршивевший до неузнаваемости боец.
— Ты кто? — изумлённо спросил я.
— Я — Бадмаев, Бадмаев, — зарыдал он.
Только сейчас я узнал его. Это был боец соседнего батальона, которому объявили за некоторую провинность трое суток ареста и, как выяснилось, забыли почти на две недели. Командиру роты забытого солдата повезло, что об этом не узнал начальник политотдела.
Я, разумеется, не мог оставить этого бедолагу здесь. Пришлось на обратном пути скрываться нам обоим, и не только от начальника штаба, но ещё и от политработников. Однако всё закончилось благополучно.