Это чудовищное потрясение для только зарождавшейся хирургии щитовидной железы, о котором говорил Кохер, теперь вошло в историю медицины. Имеющиеся сведения об этом событии вполне достоверны с научной точки зрения. В источниках сообщается, как возникло это заблуждение, рассказывается о его последствиях и путях их преодоления. Но все молчат о жертвах, последовавших по одному из этих путей, не задаются вопросом, что творилось в душе Теодора Кохера в тот момент, когда он осознал последствия чудовищной ошибки, какой было удаление щитовидной железы.
Я чувствовал себя уничтоженным. Неужели теперь мне придется сказать Кэботу и Эстер, что поездка в Берн через весь океан была напрасной? Неужели придется объяснить им, что спасения нет, что Винтерс был прав, а Кохер, и я, и все хирурги, стоящие за оперативное лечение зоба, ошибались?
Мне потребовалось много времени, чтобы вернуть самообладание.
«До второго сентября прошлого года, – продолжал Кохер, – я был полностью уверен, что экстирпация щитовидной железы не имеет никаких побочных действий. Сегодня же я знаю, что еще за девять лет до этого получил первое предупреждение. Тогда, восьмого января 1874 года я оперировал одиннадцатилетнюю девочку. Ее звали Мария Рихзель. Это было прелестное создание. Но девочка была обезображена двусторонним зобом. Опухоли были размером с грецкий орех. Доктор Фечерин, врач деревни Цацивюль, проводил лечение инъекциями йода, но зоб продолжал медленно расти. На то время пришлись мои первые успешные операции по удалению щитовидной железы. Хорошее самочувствие моего первого пациента дало мне основания для повторения опыта на одиннадцатилетней девочке. Я сделал надрез, рассек шейные мышцы, перевязал неглубоко проходящие вены – операция проходила без каких-либо неожиданностей. Обе доли были удалены. Из-за этого немного поднялась температура. Но на четвертый день температура пришла в норму. Ребенок буквально расцвел. Из всех удачных операций эта произвела на меня наибольшее впечатление. Уже двенадцатого февраля девочка поехала назад в Канольфинген. И здесь я получил то самое предупреждение. Доктор Фечерин, с которым мне не довелось познакомиться лично, в первые же недели сообщил, что ребенок чувствует себя превосходно. Позже он поменял свое мнение. Он писал, что Мария, которая до операции, несмотря на болезнь была живой и веселой, необъяснимым образом изменилась. Ее шея на вид оставалась здоровой. Она стала неприветливой и ленивой. Ее больше ничто не занимало, и приходилось силой заставлять ее взяться за работу. С тех пор я не получал новостей о состоянии Марии Рихзель, поскольку доктор Фечерин, как мне стало известно, умер. Описанное Фечерином казалось мне исключением, и этого, как я думал, не могло повториться. Я полагал, что все эти симптомы обошли стороной остальных шестидесяти четырех пациентов. Но сразу после шестьдесят четвертой операции я получил новые доказательства того, что заблуждался.