В начале сентября прошлого года я присутствовал на женевском конгрессе по вопросам гигиены, и второго сентября я встретил там моего женевского коллегу, профессора Ревердена, который уже в течение нескольких лет занимался лечением зоба. На тот момент он уже провел около четырнадцати операций, большая часть которых состояла в полном удалении щитовидной железы. Реверден сообщил мне, что его внимание привлек тот факт, что несколько его пациентов после операции выказывали как физическую, так и эмоциональную вялость. Кроме того, один из пациентов приобрел внешние черты, характерные для больных кретинизмом. Так как я обладал большим опытом, Реверден поинтересовался, не сделал ли и я похожих наблюдений. Сначала я отрицал наличие аналогичных осложнений, но потом вспомнил о случае Марии Рихзель и письмах доктора Фечерина, о чем и сообщил Ревердену. Но мы, однако, не стали делать каких-либо дальнейших выводов. Логично было предположить, что причиной наблюдавшихся послеоперационных явлений явились небезупречная техника или повреждения смежных органов и тканей. По возвращении в Берн меня все еще беспокоила эта проблема, и я принял решение навести справки о Марии Рихзель. Я написал ее семье. В середине февраля обе сестры и их мать приехали в Берн, а затем и ко мне в госпиталь. Они стояли передо мной в своих лучших нарядах – мать, а рядом с ней полная рослая девочка. Но это была не Мария, а ее младшая сестра. На мой вопрос, где же вторая дочь, мать вывела вперед маленькое, приземистое существо с неуклюжими, беспомощно свисающими руками и опущенной, обрамленной жидкими темными волосами неровной головой. Лицо ее ничего не выражало, губы были опухшими, равно как и глаза: они нездорово выдавались вперед, и кожа вокруг них была значительно светлее. Она смотрела мертвым, чужим, безнадежным взглядом. Это была моя теперь уже девятнадцатилетняя пациентка, у которой все те годы, прошедшие со смерти доктора Фечерина, безудержно развивался кретинизм, дошедший до крайней стадии. Этого я не мог даже и предположить. Мне хотелось верить, что это лишь исключение из правил. Но я помнил о подозрениях Ревердена, поэтому случай так встревожил меня, что на следующий же день я распорядился пригласить для повторного обследования всех пациентов, которым с 1872 по начало нынешнего года были сделаны операции по удалению щитовидной железы и которые считались вылеченными и были отправлены домой. Приехали тридцать четыре человека. Последних из них Вы видели сегодня. Еще двадцать по сегодняшний день наблюдаются у нас с кахексией и кретинизмом в различных стадиях. Симптомы начали проявляться в первые недели или месяцы после операции и усугублялись вплоть до повторного осмотра. Все начиналось с усталости, слабости в руках и ногах, озноба, преодолеть который становилось все сложнее. Впоследствии возникла эмоциональная вялость, речь стала медленной, развились прочие патологии. Позже стали опухать лицо, веки, нос и губы. Кожа становилась сухой, волосы выпадали. Тяжелая форма анемии дополняла картину».