«Вилльям, – начал я, собрав остатки хладнокровия и твердо решив заставить его поверить в Кохера, тем самым развеяв и свои последние сомнения. – Уайт сказал Вам лишь половину правды. Последствия операции, которые описал Уайт, действительно имеют место. Перенесшие их уже никогда не выздоровеют. Но они указали профессору Кохеру, где кроется ошибка. Они уберегут остальных больных от повторения их судьбы. Этого больше никогда не произойдет…» Я старался разъяснить ему, что произошло. Старался втолковать, что, по убеждению Кохера, сохранение одной доли щитовидной железы помешает развитию у людей, которым был удален зоб, струмопривной кахексии. Я хотел, чтобы он поверил, что Кохер нашел способ избавить Эстер от зобовой болезни, не удаляя ее щитовидную железу целиком.
Кэбот обхватил голову руками и проговорил: «Профессор Кохер допустил ошибку. Он заблуждался. Если я правильно понимаю, он считает, что теперь нашел более совершенный способ. Но можете ли Вы поручиться, что он не допустит ошибки и во второй раз?»
Будто бы я и сам не задавал себе этих вопросов. На них я не в состоянии был ответить. Но пока я подбирал аргументы, Кэбот сам избавил меня от необходимости приводить их.
«Я позволю Эстер выбрать собственный путь, – сказал он. – Она хочет завтра отправиться в клинику к Кохеру. Я отошлю Уайта обратно в Нью-Йорк. Если, несмотря на все это обернется неудачей, я не в силах что-либо изменить». Он посмотрел на меня: «А Вы? Что Вы собираетесь делать?»
«Надеюсь, Вы не думаете, что после всего, что произошло, я оставлю Берн раньше, чем будет проведена операция и станет ясен ее исход», – ответил я.
Утром двенадцатого апреля Эстер была доставлена в тогда еще скромно оснащенную операционную, которая располагалась этажом выше столовой клиники. Кроме меня там были также Кохер, Ру, некий молодой ассистент и две медсестры. Кохер, который в те годы еще экспериментировал с различными антисептиками и, прежде всего, с висмутом, долго мыл руки сублиматом, пока Эстер готовили к операции. Ее нужно было привести в полусидячее положение, потому что иначе она могла бы задохнуться. Молодой ассистент приступил к наркозу: сначала он дал хлороформ, а затем эфир. Эстер в последний раз взглянула на меня и Кохера. Она попыталась улыбнуться, спокойно и даже жадно вдохнула и погрузилась в сон.
Кохер подошел к операционному столу и сказал: «Хорошо, что пациентка спокойна. Одна из причин, по которой мы настаиваем на подготовке к операции, состоит в том, что это помогает завоевать доверие. Это облегчает наркоз, который с самого начала был проблемой при удалении зоба. Зачастую напряжение и возбуждение перед дачей наркоза могут привести к блокированию дыхательного прохода и приступу удушья. Кроме того, избежать повреждения возвратного нерва значительно легче, если разговаривать с пациентом во время операции – так можно сразу же констатировать нарушения голоса. Но это пока только мечты».