Гарольд сохранял спокойствие, зная, что в такие моменты сопротивление бесполезно и способно только усугубить положение. Помалкивая, он привычно изображал раскаяние и наблюдал, как у жены близится приступ рыданий. Это обычно знаменовало прекращение военных действий.
Когда Бетси потянулась к серебряной шкатулке с бумажными платками, стоявшей на изящном столике, Гарольд понял, что опасность миновала, тяжело вздохнул и стал просить прощения.
– Я не хотел ее задевать, мне в голову не приходило, что щедрое предложение Джорджа так ее смутит.
– Смутит? Ей пришлось выбежать из-за стола, так ей стало плохо! Ты собираешься меня убеждать, что эта дурацкая идея принадлежит Джорджу?
– Согласен, я, наверное, повел себя неловко и опередил события, просто я думал, что ее обрадует его предложение вернуться в филармонию…
– Ты не просто неловок, бедный мой Гарольд, ты – сама неловкость! Только ты, один ты был бы на седьмом небе, если бы она снова стала гастролировать.
– Опомнись, Бетси! Сколько еще Мелоди будет неприкаянно бродить по дому? Долго еще это будет продолжаться?
– Пока она не будет готова.
– Она уже не та, какой была, даже люди, работающие у нас, это замечают, до меня доносятся их пересуды.
– Какие еще пересуды? Что отец, не довольствуясь тем, что дочь выжила в катастрофе вертолета, требует большего? Пойми, единственное, на что я всегда рассчитывала, – что эта законченная эгоистка, для которой единственная отрада – блистать, добьется признания публики. Не надо пафоса!
На смену первому смерчу мчался второй, еще более сокрушительный. Чувствуя его стремительное приближение, Гарольд сменил тактику.
– Мелоди всегда жила музыкой, поэтому я надеялся, что возвращение на сцену принесет ей пользу. Что ж, я ошибся и почувствовал за столом, что поторопился. Когда она вернется, я попрошу у нее прощения.
– Ты должен быть ей любящим отцом, вот что принесет ей настоящую пользу!
– Как это понимать? – возмущенно осведомился Гарольд.
– Что с ее одиннадцати лет отца сменил наставник, упрямый и фанатичный учитель музыки. Когда ты последний раз просто с ней разговаривал, а не сажал ее на табурет и не слушал ее игру? Нужно всего-то несколько часов нормального общения отца и дочери, обед вдвоем, прогулка, в конце которой она смогла бы рассказать тебе о себе, поход по магазинам, когда ты выбрал бы ей платье или еще что-то, что ей бы понравилось. Не напрягай память, Гарольд, такого никогда не было. Общие у вас только ноты, для нее это печально, а у тебя вызывает растерянность. Как ты умудрился лишить себя настоящих отношений с дочерью?