Привет, Афиноген (Афанасьев) - страница 138

– Он не стоит твоей любви, дочка. В этом все дело, поверь мне.

И она поверила. Не сразу, но вскоре Наташа пришла к мысли, что Мальчик не стоит не ее именно любви, а вообще не дорос еще до человеческих чувств, раз он смог предать их дружбу и без всяких объяснений бросить ее, Наташу, на поругание. Она решила, что уже сделала для него все, что могла. И не ее вина, если усилия оказались бесплодными. Она сказала на перемене своей подруге Светке Дорошевич:

– Я отряхиваю прах любви со своих ног. Отныне я снова свободный человек.

А Светка обрадовалась:

– Злюка он, воображала и дурак. Правильно ты решила, Натка. Отряхивай прах!

Мальчик, окончив восьмой класс, поступил в строительный техникум, ушел из школы. По этому поводу супруги Гаровы тайком от дочери распили бутылку шампанского. Они никогда не узнали, что около полу– года спустя Мальчик однажды подстерег Наташу на улице и дерзко потребовал продолжения их нежных отношений. Теперь Наташа Гарова видела его совсем иными глазами. Перед ней манерно покачивался, пряча руки в карманы, нахальный самоуверенный рыжеволосый подросток с царапиной на щеке и с оторванной верхней пуговицей на рубашке. Она подумала о нем совсем как взрослая женщина, пережившая тяжелое, но не губительное разочарование, подумала с облегчением: «За что я могла любить этого человека?» Вслух сказала:

– Мне жалко тебя, Мальчик. Кажется, ты не очень–то умен и вдобавок плохо воспитан.

Мальчик встревожился и вынул руки из штанов, а Наташа прошествовала мимо него неспешной походкой знающего себе цену человека.

Десятый класс она закончила с серебряной медалью. В положенный срок, благословляемая родителями, она уехала в Москву сдавать экзамены в педагогический институт. В столице Наташа остановилась у тетки, отцовой сестры. Тут она выкинула очередной фортель. За три недели пребывания в Москве и близко не подошла к педагогическому институту. Тетка, естественно, ни о чем не подозревала, потому что каждое утро, позавтракав, Наташа укладывала в сумку какие–то книжки и тетрадки и исчезала на целый день. Тетка, простая, добрая женщина, работница трикотажной фабрики, несколько подавленная свалившейся на нее ответственностью, считала главным своим долгом досыта и вкусно кормить любимую племянницу. Наташа бродила по Москве, посещала музеи и выставки, гуляла в парках, просмотрела восемнадцать художественных фильмов и девять спектаклей. Попала даже в Театр на Таганке, на «Мастера и Маргариту», купив билет у взвинченного средних лет человека, который сам к ней подошел и предложил свои услуги. Какие бы надежды ни питал молодой человек, его постигло досадное разочарование. В перерыве в буфете Наташа охотно выпила предложенный ей бокал шампанского и с завидным аппетитом схрустела бутерброд с подсохшей черной икрой, отвечала на многозначительные взгляды театрального шуетряка не менее откровенными взглядами (что доставляло ей неиспытанное прежде волнующее ощущение своего взрослого женского всемогущества), но после спектакля быстренько попрощалась, что–то невразумительно и виновато наврав насчет больной сестры, и смылась, оставив воспламененного сорокалетнего юношу при своих интересах. Чтобы ему не было совсем плохо и тошно, она всучила ему федулинский телефон Светки Дорошевич, прибавив к нему две вымышленные цифры. Побывала Наташа и в некоторых институтах, как–то: в театральном, ВГИК(е) и обоих медицинских, первом и втором. Ей понравилось, как весело сдают будущие актеры творческий экзамен, и она чуть не присоединилась к ним, да поленилась тратить время на зубрежку басни и куска прозы. Бог с ней, с ослепительной карьерой кинозвезды.