Глядя ему в след, Готлиб проговорил:
— Этот пес отъявленный лжец! Как видим, он хорошо знает наш язык.
— Теперь он знает наши планы, — сказал Харальд и предложил. — Может, его все же прикончить, пока он не спрятался?
— Потерпи, Харальд. Ты заразился от этого дикаря нетерпением, — сказал Готлиб. — Даже если ему и известны наши планы, то все равно никуда он не денется: боясь за свою жизнь и добро, сделает все, что нам нужно. Все равно других местных собак у нас под рукой нет.
От данов Доброжир сразу направился в старшинскую избу.
После пережитого унижения и страха он был зол и теперь искал на ком бы отвести душу.
В старшинской избе неожиданно для себя он застал слободских старшин. Они мирно дремали на лавках вдоль стены, словно ничего и не происходило.
Доброжир отметил, что здесь были и Громыхало, и Крив, и Четвертак, и Тишила, и у окна даже пристроился Лисий хвост с обычной ехидною улыбкой на губах.
Доброжир, втянул воздух заросшими волосами ноздрями, поморщился и со злостью проговорил:
— Однако и навоняли вы, господа старшины. Со страху, что ли, обделались?
— А ты, Доброжир, понапрасну нас не срами! — огрызнулся Крив.
— А как же с вами еще разговаривать?! — спросил Доброжир, сел на лавку перед столом и кликнул:
— Мирин, где ты?
Из второй комнаты выглянул писец Мирин: угодливая маска на лице, длинный нос и хитрые глаза.
«Вылитый хорек», — озлобленно подумал Доброжир и сказал:
— Мирин, дай вина!
Мирин уполз задом, точно рак в комнату, но через несколько секунд поставил на стол перед Доброжиром большой глиняный кувшин с вином и кружку.
Старшины подтянулись к столу.
Их глаза излучали нестерпимое любопытство, они хотели знать, чем закончились переговоры Доброжира с данами, но они видели, что Доброжир был, словно куча сухого хвороста, которая жаждала только искры, чтобы вспыхнуть огненным шаром. Никто не желал стать той самой искрой.
Поэтому старшины, пряча глаза, косились на Доброжира, но помалкивали.
Доброжир молча налил полную кружку вина и залпом опустошил ее. Потом еще раз налил и снова опустошил.
После третьей кружки расслабленно закрыл глаза и откинулся к стене.
Молчание длилось несколько минут.
Напряжение росло, всем казалось, что в избе вот-вот на головы собравшихся рухнет потолок.
Наконец, кто-то, не выдержав напряжения, осторожно кашлянул.
Доброжир открыл глаза.
— Ах, это вы, храбрые старшины! — сказал он с сарказмом.
— А ты чего злишься? — обиженно проговорил Громыхало.
От злости Доброжир подскочил с места.
— Как, и вы еще спрашиваете меня, чего я злюсь? А как же мне не злиться, если вы избрали меня городским старшиной, уговорили сдать данам город, а потом спрятались. Из-за вас я подвергся неслыханному унижению, я ползал на коленях перед варварами, в меня плевали, облевали с ног до головы...