Ее глаза горели. Она была взволнована. Ее тело ныло и негодовало из-за того, что ей приходится отрываться от него. Однако Элайза испытала облегчение от того, что ей удалось это сделать.
Филипп стоял, не сводя с нее глаз. Уголок его рта с сожалением приподнялся. Во взоре не было улыбки.
– Спасибо вам, – ласково произнес он. – Вы поступили великодушно. Теперь я буду чувствовать себя увереннее.
Элайза попыталась что-то сказать, но у нее ничего не получилось. Она лишь молча кивнула.
Наконец ей удалось откашляться, и она спросила:
– Это все, лорд Ла Вей?
– Да, – бросил он в ответ.
Она зашагала к двери.
А Филипп как во сне наблюдал за тем, как его рука потянулась к Элайзе и схватила ее руку. Он сделал это машинально. Ему показалось, что он должен удержать ее, потому что еще мгновение – и она улетит далеко от него, навсегда, как отвязавшийся воздушный змей.
Он повернул Элайзу к себе лицом.
Она смотрела на него – вопросительно.
И вдруг Филипп увидел острую тоску в ее взгляде, боль, потребность, граничащую с яростью. Эти чувства были зеркальным отражением его ощущений. Он не отпустил ее.
В воздухе звенело молчание.
А потом он услышал звук их дыхания – быстрого, ошеломительного, синхронного.
– Филипп…
Принц не понял, что это было, – протест или мольба.
Она назвала его по имени. По имени!
И он сразу понял, что Элайза именно так называет его в своих мыслях, когда остается одна в темноте, в своей комнатке в верхней части дома.
Ла Вей привлек ее к себе. А потом его ладонь скользнула вниз по ее руке – это было столь же естественно, как река втекает в море, – и задержалась в ямке на ее пояснице, которую Создатель, кажется, вырезал специально для него.
Ее лицо поднималось, его – опускалось.
Его тело пронзила дрожь – от наслаждения, от торжествующей вспышки новизны. Мягкая податливость ее губ, сначала робких, но не сопротивляющихся, а затем ищущих его губы.
Она сдавалась.
Таяла.
Святой Боже!
Его желание то нарастало, то чуть отпускало его. Ла Вею даже нравилось некоторое опасение того, что он не знает, что произойдет дальше, что она скажет или сделает, да и вообще чего он на самом деле хочет. Ему также нравилось чувствовать себя неловким, быть в недоумении. Нравилось желать ее сильно, до дрожи, но нравилось и сдерживать себя.
Он поцеловал Элайзу, потому что хотел этого, а не потому что знал или надеялся, что это приведет к чему-нибудь еще.
Ла Вей добился, чтобы ее губы приоткрылись вместе с его губами, и тогда слегка попробовал на вкус горячую, бархатистую, влажную свежесть ее рта.
Ее руки поднялись вверх, чтобы обвить его шею…