Порыв холодного ветра сообщил о том, что дверь вновь открылась. Интуиция заставила Элайзу повернуться – ее подозрения подтвердились: Ла Вей ушел.
Когда через мгновение Шеймус вышел из паба, чтобы покурить и прийти в себя от чувств, которые он вложил в песню о Робине Адэре, он увидел ла Вея, прислонившегося к стене и смотревшего на звезды. И, возможно, раздумывающего о том, стоит ли ему вернуться в трактир.
Хотя, быть может, Ла Вей ждал, что Шеймус выйдет на улицу, и тогда он сможет его убить.
– Так вот он, лорд Ла Вей, – промолвил Шеймус, засовывая сигару в рот.
Филипп ничего не сказал.
Шеймус протянул ему сигару.
Ла Вей взял ее.
Шеймус разжег сигару принца.
В полном молчании двое мужчин, объединенных лишь разрушительной тягой к женщине, посасывали сигары.
– Вообще-то борьба мне по нраву, лорд Ла Вей, – наконец признался Шеймус, нарушая долгое, напряженное и кажущееся почти смертельным молчание. – Я говорю правду. Подозреваю, что и вам нравится борьба. Однако мне кажется, что побеждать вам нравится больше, чем мне бороться.
– Никакой борьбы не будет, – ленивым тоном ответил Ла Вей. – Потому что никакого удовольствия от столь легкого убийства я не получу.
Шеймус просто кивнул.
Мужчины снова закурили.
– Нет ничего плохого в желании получить то, что вы хотите. Но разве вам не будет жаль таким образом обидеть женщину? Женщину, которая уже пострадала?
Шеймус произнес это на своем ритмичном ирландском диалекте, придававшем всем его словам немного ироничное, легкомысленное звучание.
Ла Вей повернулся к нему. Он бы предпочел избавиться от Шеймуса Даггана как от развязного слабака.
Дверь трактира распахнулась.
– Дагган! Неси сюда свою задницу!
Не сказав ни слова, Шеймус так и сделал.
Ла Вей же понес свою задницу домой, причем весь путь он проделал пешком.
Дом был погружен в сон и тишину, когда незадолго до полуночи преподобный Силвейн и его жена привезли домой Элайзу. Слуги уже ушли спать, и, взглянув на безмятежно спящего Джека, Элайза спустилась вниз, чтобы еще раз проверить замки на шкафах и взглянуть на состояние кухни. Нигде не было ни пятнышка, все стояло на своих местах, а еда была убрана в кладовые.
Еще совсем недавно Элайзе и в голову бы не пришло, что она будет испытывать гордость за такие вещи, однако сейчас, поддавшись порыву, возликовала. Это был нешуточный подвиг.
У нее появилось чувство, что ей подвластно все.
Элайза шла по проходу между кухней и кладовой, как вдруг в конце коридора перед ней появилась тень, загородившая свет.
Удивившись, она остановилась.
– Филипп!.. – выдохнула Элайза.