? И, как ваш наниматель, я хочу, чтобы вы приняли мой подарок. Этот стул многие годы находился в нашей семье. Однажды он даже временно служил троном.
Святой Боже! У Элайзы слегка закружилась голова.
– Служил троном?… – переспросила она.
– Кажется, моя тетя Луиза-Анна умерла на нем. – В его голосе послышалась напускная боль. – Ей было девяносто лет, она закрыла глаза и умерла, а потом упала со стула прямо во время игры в фараон. Во всяком случае, так гласит семейная легенда.
Элайза снова засмеялась.
– Но как я могу оставить у себя ваш стул? Это же фамильная реликвия! – воскликнула она.
Продав, пусть временный, трон Бурбонов, она могла бы обеспечить несколько лет безбедной жизни себе и Джеку.
– Да, так оно и есть. Но теперь это ваша семейная реликвия. Но если вы сомневаетесь, я позову и посмотрим, вернется ли стул ко мне. Если не вернется, стало быть, он принадлежит вам.
Усмехнувшись, Элайза покачала головой:
– Я… не знаю, что и сказать.
– Скажите: «Благодарю вас, лорд Ла Вей».
Элайза глубоко вздохнула:
– Благодарю вас, лорд Ла Вей.
Принц одобрительно улыбнулся.
– Возможно, этот стул вы тоже полюбите. – Широко взмахнув рукой, Ла Вей указал на стул, занявший место своего коричневого бархатного собрата.
Слово «полюбите» с такой ясностью пульсировало в воздухе, что его можно было принять за сердце, особенно если учесть, что чувства Элайзы резко обострились.
Оба тут же смутились.
– Я хотел узнать, не будете ли вы так любезны сесть на этот новый стул и написать для меня письмо, миссис Фонтейн? – поспешно проговорил Ла Вей.
– Я сделаю это с удовольствием.
Элайза устроилась на новом стуле – тоже весьма удобном – и ерзала, пока его спинка не обхватила ее спину. Потом она взяла в руку перо.
Принц прошел на середину комнаты, готовясь диктовать.
– Письмо предназначено для молодой леди, так что постарайтесь писать вашим самым лучшим почерком, миссис Фонтейн.
– Другим почерком я и не пишу, лорд Ла Вей, – заметила Элайза.
– Конечно, миссис Фонтейн. Итак, начинаем. Дорогая Алекса!..
Элайза быстро написала эти слова.
– Прошло так много времени, и, как вы с надеждой отметили в своем письме, я действительно неуязвим, и все важные части моего тела остались невредимы. Как вы можете спрашивать, хочу ли я видеть вас, когда вам известно, что ваше присутствие для меня – все равно что весна среди зимы. Даже сейчас я слышу ваш смех, и хоть это преувеличение, как я могу сдержать себя, зная, как вас веселят подобные вещи? Миссис Фонтейн, почему вы перестали писать?
– Прошу прощения! Веселят вас…
Кто такая эта Алекса? И почему его послание так и засияло разными цветами? Без сомнения, письмо слишком пылкое, чтобы подумать, что он обращается к одной из своих сестер.