Господи, да только он вспоминал ее горячие прикосновения и пылающий яростью взгляд Яна, как в паху начинало ныть! Банши смогла найти необходимые рычаги давления, чтобы возбудить его тело, которое все еще поддавалось контролю Адисы. Чего невозможно было сказать о мыслях.
Мысли остались вне контроля.
И это пугало Адису.
Больше всего он боялся, что наступит день, когда мысли вырвутся на свободу. Словами, признаниями, поступками. И тогда привычная и тихая жизнь для Адисы будет закончена.
Сейчас он, как никогда, был близок к срыву. Эта лавина чужеродного чувства внутри него окрепла, сновилась требовательней и жаднее. Ей не нравилось быть в стороне, сливаться с тенью и просто наблюдать за… наслаждениями друга.
Лавина хотела большего. Гораздо большего.
Поэтому Адиса затеял игру в поддавки. Он ненавидел себя за это, но, казалось, на данный момент это был лучший выход из замкнутого круга. Или иллюзия выхода?
Адиса позволял лавине показаться миру маленьким комком снега и в строго отведенные для этого дни. Он позволял себе подобную слабость, чтобы избежать полной потери контроля.
А еще он научился договариваться с собственным наваждением.
И пускай этот договор был сродни зыбкой, маслянистой почве на болотах, но Адиса верил, что еще чуть-чуть и твердая опора будет найдена. Недаром же говорят, что нужно спуститься на самое дно, дабы оттолкнуться и вынырнуть на поверхность.
Адиса достиг своего дна.
Однообразно тихий стук часов напоминал о течении времени. Механические часы, старинные, с пузатым серебристым боком, всегда стояли посредине стола. Между ноутбуком и статуэткой слона из фарфора. Адиса любил смотреть на секундную стрелку. Если долго не отводить взгляда от позолоты на ней, то можно было заметить, какими рывками стрелка двигалась. Секунда за секундой она приближала Адису к началу игры.
Кабинет, в котором он проводил большую часть своего времени, был небольшим. Светлые, идеально ровные стены и потолок привносили больше воздуха, которого так не хватало обычным больничным палатам. Главным заданием этого кабинета было заставить пациента расслабиться. И все, что находилось в нем, каждая вещь, была здесь именно для этого. И широкий кожаный диван с удобной спинкой, и платяной книжный шкаф, и большое окно с цветным витражом.
Секундная стрелка вышла на финишную прямую отсчета. Адиса глотнул прохладного воздуха и замер, пытаясь придать телу расслабленности.
Он приходил всегда вовремя. По средам. И ровно в одиннадцать утра.
Адисе нравилась его пунктуальность, и раздражало собственное нетерпение, с которым он стал ожидать прихода среды в последнее время.