Ее автомобиль тяжело и глядя на нее с укором подкатил к нам, переваливаясь на рытвинах, как утка на берегу, нехотя распахнул дверцы.
Она села за руль, взглядом велела пристегнуться, а то вдруг восхочу убиться и лишить правосудие такого ценного свидетеля. Я пошарил в бардачке, но там всякий женский хлам, ничего съедобного.
– Жратаньки возжелалось? – спросила она понимающе. – Ну еще бы. Почему мужчинам только бы пожрать?
– Ну почему? – ответил я скромно. – Мы и прогресс как бы двигаем в перерывах между завтраком и обедом. Иногда и до ужина что-то успеваем.
Она фыркнула.
– А после ужина сразу спать?
Я поднес ко рту руку тыльной стороной кисти, там микрофон, который я из часов перенес в браслет:
– Остап Шухевович, Медведев в лаборатории?.. Я там оставлял на него своих мышек… Как они там, переживаю. Мышки не люди, они никого не обижают.
Ингрид бросила на меня взгляд, полный подозрения, я движением пальца вывел изображение на лобовой экран. Геращенко улыбнулся ей и даже самую чуточку поклонился.
– Медведев?.. Шутишь?.. – ответил он, и в его интеллигентном голосе потомственного ученого прозвучало неприкрытое презрение. – Он сегодня вдруг свихнулся на здоровом образе жизни!..
– Что-что? – переспросил я, не веря собственным ушам. – Медведев?.. Наш чемпион по обожрунству?
Он сказал с сарказмом:
– Да, наш худышечка. Так что тю-тю, теперь на работе не задержится и на минуту!
Я взглянул на циферблат часов, все верно, рабочий день кончился.
– Это как? – уточнил я. – В йогу ушел? В буддизьм?.. Тьфу, буддеизьм?
– Лучше бы в буддизм, – ответил Геращенко так же глумливо. – А то мы сегодня целый день слышим от него: это есть вредно, в этом мало витаминов, а в этом не те, а здесь вообще в воздухе много радона…
Я сказал хмуро:
– Знакомо. Сейчас это помешательство прет во все стороны быстрее гриппа.
Он снова улыбнулся Ингрид, но мне сказал с невыразимым презрением:
– Сейчас? Оно всегда перло. Только раньше о нем говорить было неприлично. Но, к счастью, у нормальных людей проходит быстрее насморка. Я вон тоже попробовал… Полдня был вегетарианцем, вспомнить страшно! А потом подумал: а на фига?
Ингрид нахмурилась, переспросила.
– Простите, что вмешиваюсь, но почему неприлично?
Он посмотрел на меня.
– Твоя девушка совсем дикая?
Я сказал нервно и громче, чем собирался:
– Какая девушка, какая девушка? Где вы ее увидели?.. Остап Шухевович, это же самый настоящий, простите за грубое выражение, офицер полиции!
– Да? – переспросил он озадаченно. – А я думал, это униформа для игры. Ты же любишь всякие непристойности.