Облились водой, и перешли в предбанник.
– На каких только шалавах я не женился, – задумчиво сказал Марат, – знаешь, как сказал Иосиф Бродский: «Привет тебе Тиберий, две тыщи лет назад, ты тоже, как и я женатым был на бляди».
– Как голова? – спросил Шилов.
– Кровь стучит в висках, не знаю, – ответил Марат.
Со всех щелей предбанника, а особенно от двери тянуло дымным холодным воздухом, но пока это было приятно для разгоряченных мужчин.
– Кровь у тебя сейчас разойдется в сосудах, и боль пройдет, – сказал Шилов. – А я, Марат Иванович, по поводу твоих упреков вот что тебе отвечу. Ты – человек благородный и по отношению к женщинам ведешь себя благородно как с равными. И в этом твоя беда, потому что женщина в принципе не человек.
– Шилов, кажется, ты договорился.
– А я настаиваю на своих словах и берусь доказать.
– Ну, попробуй.
– Коварство женщин, ставшее нарицательным, объясняется тем, что она, в отличие от мужчины, в большей степени подвержена природным инстинктам, то есть, она в большей мере животное, чем человек. Любить она будет того, кто ей по душе, спать с тем, кто ее больше удовлетворяет, родит дитя от наиболее породистого, а уж замуж выйдет за того, кто это дитя лучше прокормит. И никакого коварства здесь нет. Это все природные инстинкты. И относиться к женщинам надо точно так, как они относятся к мужчинам. А ты с ними миндальничаешь. Правильно я говорю?
– Ну, это, смотря, какие женщины, – рассеянно сказал Марат, – пойдем похлещемся.
– Пойдем, – легко согласился Шилов.
За стол сели в пять часов. За окном было совершенно темно. Галино пророчество сбылось; мороз немного ослаб, но началась метель. Рассвирепевший ветер снегом бился в окна, заставляя утонченную Веронику вздрагивать. На столе лежали три картофелины, которые разыскал в подвале Шилов, сваренные в мундире, и банка консервированной морской капусты.
– Как кружит, как кружит, – заметил Шилов, вернувшийся из похода во двор. Просто Артур Чилингаров, какой-то – полярная романтика, зимовка на южном полюсе.
– Почему на южном? – спросила Вероника, – или, может быть, Шилов, вы считаете, что там теплее, чем на северном.
– Нет, о юная «язва», – ответил Шилов, – просто слово юг, мне милее, чем слово север.
Он зябко передернул плечами, потер руки и произнес:
– Ну, что, как говорил Антон Павлович, «надо нарочно долго гулять по осеннему саду, озябнуть, вернуться в дом, выпить большую рюмку водки и закусить укропным огурцом, потом погодить и выпить другую».
– Ну, Шилов, ты просто цитатник какой-то, – восхитилась Вероника, – Мао Дзе Дун.