– Это вряд ли, – сказал Марат, – пока баня не остынет, я отсюда никуда не тронусь. Мне торопиться некуда; башка болит, машина не заводится.
– И то, – согласился Шилов, – ах, ты, блин, веники забыл замочить.
Сверкая задом, он вылез в предбанник и вернулся с двумя высохшими вениками. Положил в шайку, залил кипятком. Потом набрал в ковш холодной воды и плеснул на камни.
– О, уже лучше, – заметил Марат.
Шилов плеснул еще и еще. Волна горячего пара затопила помещение.
– А-а, – отозвался Марат, почувствовал, как лицо покрывается испариной, – на зубах что-то скрипит.
– Это сажа, – сказал Шилов, – он поддал еще раз и присел.
– Пар есть? – спросил он.
– Есть, есть, – задушенным голосом ответил Марат, горячий воздух перехватывал дыхание, – хорошо.
И сказал он, что это хорошо, – добавил Шилов, подсел к Марату, закрывая уши. На носу его висела крупная капля.
– А что, башка-то болит до сих пор?
– Да.
– Ничего, сейчас пройдет, надо было похмелиться.
– Я не похмеляюсь.
– Ну и дурак.
– Сам дурак. У меня не от этого башка болит, а от угара. Говорил Гале, не закрывай вьюшку раньше времени, она все равно закрыла.
– Да, Галя – женщина упертая, чижолая.
– Это оттого, что она до сих пор не замужем, – сказал Марат, – вот, женишься на ней, она проще станет, и добрее.
Шилов что-то буркнул в ответ неразборчивое. Марат вопросительно посмотрел на Шилова. Капля, все еще свисала с носа, или это была уже другая капля. Подождав, пока она упадет, Марат спросил:
– Или ты думаешь, что обойдется?
– Вполне возможно, – бодро сказал Шилов, – ты вот на всех своих любовницах женился, они, что добрее становились? То, что ты сейчас не женат, говорит само за себя.
– Понимаешь, дело в том, что я женился на них слишком рано, чтобы они могли оценить мой поступок, или слишком поздно, исполняя, так сказать моральное обязательство. Жениться надо вовремя.
– Ну, тогда, я припоздал.
– А Бога ты не боишься? – лениво спросил Марат, – дело ведь не в том, что ты на ней не женишься, а в том, что ты ей не оставляешь шансов выйти за другого. Ей же не двадцать лет, и даже не тридцать. Нехорошо это.
– Ах, мон дье, Марат Иванович, – задушевно сказал Шилов, – кто вообще может знать, что хорошо и что плохо в этом мире. Ну, допустим, расстался б я с Галей, вышла бы она замуж за какого-нибудь подлеца и была бы несчастна, глядишь, уже развелась бы к этому времени, осталась бы с дитем на руках. А со мной ей хорошо, и мне с ней хорошо. Я, лично, считаю, что мне ее Бог послал.
– Интересно бы узнать еще ее мнение, – сказал Марат.
– Пошли отдохнем, – предложил Шилов.