Скоро ошибке или выдумке моряка Горева была обязана тем, что из узкой, грязной, продымленной пожаром улицы предместья с высокими неуютными домами влетела на зеленое тенистое кладбище, огромное и старое, с оранжевыми дорожками из толченого кирпича, со стрелками на перекрестках и урнами для окурков и мусора вдоль аллей.
Старик в черном клеенчатом фартуке и таких же нарукавниках озабоченно подметал главную аллею, заваленную ветками и листьями после недавней бомбежки.
— Направо, а затем через две аллеи налево, — крикнул он. Горева велела остановиться.
Старик, удивясь, приподнял фуражку.
— Куда вы нас направляете? — полюбопытствовала она.
— О, конечно, в сектор композиторов, мадам, — солидно ответил сторож. — Русские признают у нас только музыку, — добавил он, осмелясь грустно улыбнуться.
— Спасибо… Поезжайте, как он показал…
Круто затормозили, едва не налетев на длинную колонну легковых и грузовых машин, загородивших поперечную аллейку.
С полсотни наших людей, главным образом офицеров, толпились невдалеке. Откуда-то слышалась гармонь, парил легкий запах виноградного вина. Двое лейтенантов волокли огромный металлический венок, явно снятый с ближайшей могилы.
Горева была старшей по званию среди присутствующих, и перед ней расступились, удивленно ее разглядывая. Невольно подчиняясь происходящему, она смущенно прошла между людьми и сразу оказалась на небольшой площадке, тесно окруженной памятниками и решетками, с одним большим памятником почти в середине площадки. Она прочла на ней «Ludwig van Beethoven», но живая аллея, не дав ей остановиться у памятника Бетховену, направила ее правее — к памятнику над могилой Штрауса, творца венских вальсов.
Молодой баянист, стоя на одном колене у самого постамента (очевидно, по требованию какого-то разбушевавшегося фотографа или кинооператора), готов бы начать.
Могила была усыпана, к удивлению Горевой, букетами живых цветов, а металлические венки, оказалось, нужны были для фона.
— Это и есть могила Штрауса? — растерянно спросила она, хотя и видела надпись.
Памятник ей не понравился. Обнаженные женщины вяло кружились под звуки, кажется, свирели. Разве таковы образы вальсов Вены, искристых, поэтических, колдовских, очаровательных, даже когда их только слушаешь, не танцуя.
— Точно, товарищ подполковник медицинской службы, Штрауса, — отвечали Горевой хором. — Тут их еще целый взвод.
Наскоро обойдя поляну и едва успев запомнить, что тут и Брамс, и даже Ланнер, она быстрей, чем следовало бы, прошла к своему виллису. К этим могилам следует еще раз вернуться, но уже одной.