Сакарон тряхнуло на ухабе, поэтому Оливия одной рукой ухватилась за сиденье, чтобы не упасть, а другой крепче прижала к себе Лэйна. Карета выровнялась, и сверток, который оставил дель Орэн, мягко ткнулся ей в ладонь. Развернув холстину, девушка обнаружила в ней несколько кусков хлеба, вяленой оленины и плодов нэббу. Первым желанием было бросить еду на пол и раздавить ее подошвой сапога, но потом взгляд упал на спящего мальчика, и Оливия подумала, что, проснувшись, ребенок захочет есть, а она, как последняя эгоистка, о нем совсем не подумала. Хорошо, что магия гасила запахи, потому что от одного вида еды желудок Ли скрутило болезненным спазмом, а рот заполнился слюной. Она не ела больше суток, и организм, измученный погоней и борьбой, требовал подпитки для восстановления потраченной энергии. В конце концов плюнув на принципы, охотница схватила хлеб и кусок мяса — силы ей еще понадобятся, а если дель Орэн идиот и не понимает, что сытая она будет сопротивляться еще упорнее, то ему же хуже. Наевшись, девушка развернулась, уложив на сиденье ноги, а посапывающего Лэйна примостила себе под бок.
— Сон тебе тоже не помешает, Оливия, — прошептала она сама себе и, обняв мальчишку, закрыла глаза.
Она проснулась ранним утром, и хотя порошок грибов давно истаял и в сакароне было темно, Ли точно знала, что сейчас утро. Привычка, выработанная годами, всегда будила ее в этот час.
Дверь открылась, и внезапный яркий свет после кромешной черноты на мгновенье ослепил ее и дезориентировал, и пусть глаза плохо видели того, кто стоял в проеме, зато уши прекрасно слышали его голос — низкий, рокочущий, пробирающий до дрожи в коленках.
— Выходи, — он вытянул вперед руку, и Ли подумала, что сделать быстрый захват и сломать ему пару пальцев она точно успеет. А что дальше? Далеко ли она сможет убежать? Потом оглянулась на все еще не проснувшегося Лэйна и поняла, что недалеко. Она связана по рукам и ногам ответственностью за этого мальчишку.
— Что тебе нужно, ублюдок? — тихо поинтересовалась охотница, стараясь не разбудить Лэйна.
— Еще раз назовешь меня ублюдком, пожалеешь, — Касс заскрипел зубами, с трудом подавляя вспышку гнева. — В отличие от твоей родословной, свою я знаю до прародителя. И у моего отца никогда не было причин сомневаться в порядочности моей матери.
— Зато у твоей матери есть тысяча причин, чтобы усомниться в твоей, — вспыхнула Ли. — Непременно расскажу ей их при встрече, во всех уродливых подробностях.
— Моя мать умерла много лет назад, — прошипел Касс. — И если тебе так хочется с ней пообщаться, я, пожалуй, могу это устроить, заперев тебя с ней на ночь в склепе.