Седовласый повернулся ко мне, беззаботно разглядывая. Сказал:
— Вот свернуть бы вам шею за такие дела. Честного человека взяли и засунули черт-те во что! Это же форменная тюрьма!
Я достал из рюкзака сверток с едой, пакет с яблоками и мандаринами. Произнес давно заученное:
— Это не тюрьма, Георгий Юрьевич, это изолятор временного содержания. Вас поместили сюда до вынесения приговора.
— А кто это решил? За какие такие грехи?
Я не ответил, положил еду и фрукты на сиденье.
Никто не застревает в метро просто так.
Изолятор — он для таких, как Георгий Юрьевич. Для тех, кого надо изъять из человеческого мира ради безопасности других людей.
В Москве изолятором служит кольцевая. В Питере — маршрут по каналам и рекам (человек приходит на экскурсию, садится в катер, укутывается в теплый плед… и кружит по водной глади: по Мойке, каналу Грибоедова, по Фонтанке и Неве, оставшись один-одинешенек, не в силах даже встать с места). Скоро, впрочем, и в Питере запустят свое подземное кольцо. В других городах есть чертовы колеса, карусели, закольцованные туристические трассы.
Это места, где размыто начало пути и совсем нет конца. Идеальный вариант бесконечности.
— Я пять лет кручусь здесь, не имея возможности выйти, — произнес седовласый, сминая фильтр большим и указательным пальцами. — Я моюсь из ведра воды, хожу в туалет вон в том углу. Я расчесывался последний раз на прошлый Новый год. Вы думаете, этого недостаточно для искупления каких-то грехов?
А ведь он убил человека. Перед этим отсидел три года за грабеж, вышел по досрочке, доехал до Москвы и в первый же вечер вольной жизни решил разжиться легкими деньгами. Подкараулил одинокого паренька в подворотне, не рассчитал сил, приложил его головой об асфальт. Открытая черепно-мозговая, полтора часа без сознания на холоде — и вот вам невинная смерть. А Георгий наш Юрьевич спустился в метро, еще не зная, что застрял.
— Нет, не искупили, — сказал я, — пока не было приговора, вы будете сидеть здесь. Сами же знаете.
Он опытный зэк. Дохнул мне в лицо сизым дымом:
— А и пошел ты… — выхватил из борсетки короткий блестящий штырь, прыгнул в мою сторону — невероятно ловко для своего возраста. Штырь вошел мне под кадык почти до основания. Я почувствовал горячую потную ладонь на своей шее. В висках закололо.
Лицо Георгия исказилось, сигарета выпала изо рта.
— Почему не сдыхаешь? Почему не сдыхаешь? — шипел он мне в ухо, проворачивая штырь.
А я улыбнулся. Ему надо было попытаться. Этот человек просто так не сдается. Уважаю.
— Мне не положено, — сказал, — умирать.