Жоан не мог не спросить у Микеля Корельи, как продвигается его расследование на улицах Рима, когда тот навестил его на третий день после похорон.
– Это хорошо, что нас боятся, – заявил он, и на его лице нарисовалась циничная улыбка. – Мы не смиримся с тем, чтобы убийство одного из наших осталось бы безнаказанным. Хотя покойный и был подлецом.
– Никколо говорит, что именно сейчас настал момент, когда вы можете избавиться от ваших злейших врагов.
– Нашему флорентийскому другу не откажешь в проницательности, – ответил валенсиец. – У меня тоже есть информаторы. В узком кругу, среди своих друзей, кардинал Делла Ровере продолжает называть Папу обрезанным подлецом за то, что тот является испанцем и защищает выкрестов и евреев, бежавших из Испании. Делла Ровере годами безуспешно плел интриги против Папы Александра VI, пытаясь добиться его низложения с помощью короля Франции. И что же? Наш Папа простил его, а сейчас, когда кардинал прислал ему прочувствованное письмо, боюсь, он снова поступит таким же образом. Делла Ровере – настоящая змея, он не упустит новой возможности укусить. Я бы убил его собственными руками. То же самое касается и кардинала Сфорцы: Александр VI простил и его. Цезарь Борджиа разделяет наше мнение, считая, что именно сейчас наступил благоприятный момент, чтобы разделаться с ними со всеми. Но Папа и слышать не хочет о мести; уже три дня он сидит взаперти в своих апартаментах, не хочет ни есть ни пить, проводит дни в рыданиях и молитвах, отказывается видеть кого бы то ни было и громко причитает. Его личные врачи говорят, что он так сильно любил своего сына, что почти тронулся умом.
«Помешательство» – именно это слово заставило Жоана вздрогнуть. Потому что, услышав его, он тут же подумал об Анне и ее состоянии. Известие о смерти Хуана Борджиа и его сообщника никоим образом не улучшило ее самочувствия, на что так надеялся Жоан, поскольку ее беременность, с каждым днем все более явная, давила на нее подобно каменной плите. Напрасно Жоан пытался убедить жену, что именно он, без малейшего сомнения, отец этого ребенка. Она даже не пыталась притворяться, что верит ему. Он прекрасно знал, какой упрямой может быть его супруга, и, несмотря на то что Жоан изо дня в день повторял ей одно и то же, надежды убедить ее в обратном у него не было. Анна занималась только маленьким Рамоном, совсем не спускалась вниз, почти не разговаривала с Марией и Эулалией и, хотя принимала и даже искала его ласки, отвергала любую попытку перейти к близости. Жоан думал, что книжная лавка, которую они с такой любовью выпестовали, без присутствия его супруги перестала быть тем дивным местом, о котором он так мечтал. Темная туча нависла над ними, и Жоан пытался забыть о душившей его домашний очаг печали, беседуя с разными людьми. Особенно со своим флорентийским другом.