– Она принадлежит к династии травниц, которые на протяжении поколений передавали свои знания от матери к дочери, – продолжал Абдулла. – Они с супругом были самыми знаменитыми торговцами специями в Барселоне. Он – поскольку готовил самые лучшие пряности, а она – из‑за своих познаний в области лекарственных трав.
– До того, как чума погубила всю ее семью, – вспомнил Жоан. – Она мне рассказывала об этом. Держа на руках тело последнего ребенка, она как помешанная бегала по улицам Барселоны, отвергая Бога и проклиная Церковь. Перед Богом она потом покаялась, но с Церковью не примирилась; гильдия продавцов пряностей изгнала ее, и с тех пор она считается отверженной и живет в одиночестве в полях Раваля.
– Иди к ней.
– Я не могу оставить Анну.
– Иди спокойно, я позабочусь о ней.
Дом этой женщины, находившийся в конце улицы Пеу де ла Креу, скрывался за деревьями и был окружен полями, заросшими сорняками, где она выращивала свои растения. Приткнувшееся на невысоком холме у речушки строение не очень изменилось за прошедшие десять лет. Дом казался таким же ветхим, как и раньше, и Жоан вспомнил свой страх, который был вынужден перебороть, чтобы впервые постучать в дверь Франсины. И снова ему пришлось долго стучать, прежде чем из‑за двери послышался голос хозяйки:
– Кто там?
– Жоан Серра.
– Приходи в другой раз, у меня очень много работы.
– Я Жоан Серра де Льяфранк. Вы не помните меня?
Ответом ему было молчание.
– Откройте, Франсина, во имя Господа, – умолял Жоан в отчаянии, продолжая стучать. – Вы очень нужны мне.
Молчание.
– Пожалуйста, откройте! – крикнул он снова, колотя в дверь.
Послышался шум отодвигаемых засовов, и через некоторое время дверь открылась.
– Да, это точно ты, – вместо приветствия сказала Франсина, оглядев его с головы до ног. – Не знаю никого настырнее тебя. Что тебе нужно? Я занята.
Она выглядела еще более неряшливо, чем тогда, много лет назад. Ее растрепанные волосы были скорее белыми, чем седыми, и она не покрывала голову приличествующей ее возрасту накидкой. Ее светлокожее лицо избороздили многочисленные морщины, и некоторые были настолько глубокими, что у Жоана мелькнула мысль о том, что женщине, по всей вероятности, уже около шестидесяти. Однако глаза ее, прищуренные из‑за бившего в лицо закатного солнца, были красивого зеленого цвета. Из дома вырывался пар от приготовляемого травяного отвара, который Жоан вдохнул с опаской. Не испугавшись неприязненного тона женщины, он взял ее костлявые, но теплые руки в свои и погладил.
– Ради Бога, Франсина, помогите мне, – с мольбой в голосе попросил он. – Чума унесла моих мать и дочь, а сейчас заболела жена. Она умрет, если вы откажете мне в помощи.