Книготорговцы подчинились, и крики стали затихать по мере того, как солдаты с дубинками в руках продвигались в сторону голосивших.
– Франсина де Виладамор приговаривается к сожжению живьем на костре в пригороде Эл Каньет за колдовство! – провозгласил Фелип, когда воцарилось молчание. – Но если она попросит снисхождения и возвратится в лоно Церкви, ей будет оказана милость, так же как и другим, быть задушенной палачом, прежде чем языки пламени поглотят ее тело.
Послышались неодобрительные крики, хотя большая часть публики была довольна: зрелище состоится! Жоан посмотрел на Франсину. Она сидела меж двух солдат. Рот ее был заткнут кожаным намордником – из тех, что инквизиция использовала для обвиняемых, которые, как и она, не подчинялись ей.
– Посмотрите! – вскричал Жоан. – Она старается держаться максимально прямо – настолько, насколько позволяют ей путы. Вы видите, с каким вызовом смотрит она на своих палачей?
– Я горжусь тем, что знакома с ней, – ответила Анна, заплакав.
После того как приговор был озвучен, Фелип со всей торжественностью передал «ведьм» в руки представителя губернатора. С этого момента ответственность за охрану этих женщин и казнь несли королевские войска. Инквизиторы выносили приговор, но не пачкали руки в крови: казнь не была делом, достойным священнослужителя. В том же порядке, что и раньше, процессия покинула площадь в направлении места казни с той лишь разницей, что теперь солдаты, маршировавшие в конце шествия, несли хворост для разжигания костра. Они шли по так называемой дороге бесчестья, которая проходила по улице Эспесьерс, под аркой Святой Эулалии, выводила на площадь дель Блат и улицу Бория, а потом следовала по другим улицам, в частности по улице Монткада, площади дель Борн и Пла д’эн Льюль, вела через ворота Портал де Сант Даниэл в стенах города и дальше, в сторону Эл Каньет.
Во главе процессии реяла хоругвь инквизиции; монахи несли большие распятия и распевали свои благодарственные молитвы – литании, а инквизиторы и городские власти медленно и торжественно шествовали в такт барабанному бою. Они были довольны. Теперь, когда семья Серра и их работники ничего не могли сделать, чтобы воспрепятствовать этому, и при полном равнодушии солдат женщин оскорбляли, высмеивали, плевали в них и бросали вcякий мусор.
– Ведьмы! – кричал народ. – Вы виноваты в эпидемии чумы! Вы совокупляетесь с дьяволом!
Эл Каньет был местом казни, и никто не считал, сколько людей приняли там смерть. Это было заросшее тростником место, болотистое и зловонное. Оно находилось недалеко от моря, и от стоячих вод, откуда очень часто вырывались газы, распространялась вонь разложения. Летом москиты заполоняли это место, а по ночам среди призрачных огней бродили в поисках добычи брошенные собаки и даже волки. Сюда сбрасывали трупы животных и разные отходы, которые город хотел убрать как можно дальше от своих стен. В центральной части, сухой и более ровной, стоял каменный крест под названием Ла Льякуна: именно там инквизиция сжигала своих жертв.