– Я сделал в своей жизни много ошибок, Анна, – сказал он. – И хочу, чтобы мои дети не пострадали от последствий моих порывов.
Анна внимательно посмотрела на мужа, прежде чем ответить. Жоан по-прежнему был статен; кошачий взгляд его светлых глаз все так же манил к себе. Со временем сходство со львом, которое придавали ему крупный, несколько приплюснутый нос, широкий лоб с мохнатыми бровями и ниспадающие до плеч волосы, еще больше увеличилось после того, как он, следуя итальянской моде, отпустил бородку, за которой тщательно ухаживал. Она подумала, что ее супруг исполнил свое обещание заботиться и любить Рамона, ее сына от первого брака, и всегда относился к нему с такой же нежностью, как и к их трем общим детям, которые выжили. Старший из них, Томас, очень походил на Жоана, в особенности взглядом; за ним шли восьмилетняя Эулалия и семилетний Гаспар. Помимо бедняжки Катерины, еще двое детей, которые родились у них позже, как и она, умерли от чумы.
Несмотря на свое природное упрямство и импульсивность, сгладившуюся с годами, Жоан был хорошим отцом и прекрасным мужем, и их взгляды всегда совпадали, за исключением споров относительно дона Микелетто и того ужасного периода времени в Риме, когда по вине Хуана Борджиа она закрылась в себе и отдалилась от него.
– Наверное, они должны совершить свои собственные ошибки, – задумчиво произнесла Анна. – Это – часть взросления и приобретения жизненного опыта.
– Да, но не в таком серьезном деле, как наше. Я не могу позволить, чтобы их юношеский пыл подверг их самих и всю семью реальной опасности. Речь идет об инквизиции, а не о том, чтобы сделать пируэт и упасть с лошади. Кроме того, вы прекрасно знаете, что при новом инквизиторе Фелип приобрел еще бо́льшую власть и снова бесчинствует на улицах. Он опасен как никогда.
– Я поговорю с ними. – Анна улыбалась. Похоже, все это ее мало волновало. – Не переживайте. Мальчики все поймут.
124
В то воскресенье, когда семья Серра направлялась на службу третьего часа в монастырь Святой Анны вместе с несколькими работниками книжной лавки, они увидели людей, толпившихся около входных ворот, ведущих во внутренний дворик монастыря. На них был прибит какой-то листок. Жоан заметил странный взгляд, которым обменялись его сыновья, и подошел посмотреть, что же там такое. Это был лист бумаги с напечатанным текстом, причем таким образом, что на нем помещались две страницы. Жоан мгновенно узнал шрифты: именно такими он пользовался в своей подпольной типографии; они хранились в подвальном помещении в коробке, спрятанной под половицами. Жоан настолько разволновался, что почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Люди читали воззвание против инквизиции и Папы, великолепно обоснованное и написанное неким человеком, который знал гораздо больше его детей. Народ громко обсуждал содержание, кто-то крикнул: «Долой инквизицию!», и многие поддержали его; большая часть жителей города, включая городские власти и власти княжества, продолжали ненавидеть инквизицию. Жоан схватил Рамона за руку и оттащил его в укромное место.