– Эта листовка – ваших рук дело? – спросил он.
Юноша, нисколько не смутившись, утвердительно кивнул.
– Да, мы развесили несколько листовок прошлой ночью, никто нас не видел.
– В каких церквах?
– Во всех, – ответил Томас, подошедший к ним.
– Вы совсем с ума сошли? – Жоан едва сдерживал себя, чтобы не накричать на них. – Вы даже представить себе не можете, против кого вы поднимаетесь!
– Кто-то должен сделать это, отец, – твердо заявил Рамон, бросив на него обвиняющий взгляд. – И если вы не решаетесь, это сделаем мы.
Жоан закатил ему звонкую пощечину.
– Не смей еще раз ослушаться меня, – сказал он. – Никогда больше не делай этого.
Рамон злобно посмотрел на него.
– На меня рука у вас поднимается, не так ли? – процедил он сквозь зубы. – А на них – нет.
Жоан нервно сглотнул, но выдержал взгляд юноши, полный вызова.
– Вы трус, – услышал он слова Томаса, которые тот произнес шепотом.
Жоан почувствовал, как слезы набегают на его глаза, и сделал вид, что ничего не слышал.
Первое время после того, как они обосновались в Барселоне, Жоан считал, что неподвластен самому страшному оружию инквизиции – страху, и он действительно не испытывал этого чувства. Он принимал участие во многих сражениях на земле и в море, воздал по заслугам подлецу Хуану Борджиа, сутенерам в припортовой таверне и даже самому дознавателю инквизиции. Он не считал себя человеком, которого легко испугать.
Но постепенно Жоан стал замечать, что страх закрадывается в его сердце, несмотря на относительное покровительство, которое оказывал ему приор Святой Анны через свое влияние на брата Жоана Энгеру, назначенного королем главным инквизитором Арагонских королевств в 1507 году. Фелип не прекращал своей травли. За эти годы он трижды вызывал его на допрос относительно запрещенных книг, расходившихся по княжеству, но Жоан категорически отверг свою причастность к их распространению. Пару раз в книжной лавке устраивались обыски, однако удача и правильно выбранное место для тайника, где хранились используемые для подпольной типографии шрифты, спасли их.
Фелип, хотя и не заходил больше в книжную лавку, часто останавливал его на улице – всегда в присутствии своих головорезов и в самые неподходящие моменты – и задавал довольно неприятные вопросы. Он следил за Жоаном и хотел, чтобы тот был в курсе этой слежки. Фелип наслаждался травлей: это была игра кошки с мышкой. И Жоан осознавал это.
Поэтому книготорговцы Серра решили растянуть во времени появление в Барселоне запрещенных текстов, а самые обличительные печатать в других городах, где это предприятие было более безопасным. Мария и Педро, благодаря исключительной помощи, оказанной им Жоаном и Анной, которые предоставляли им материальные и всяческие другие ресурсы, открыли свою первую книжную лавку в Валенсии – самом активном в экономическом и культурном отношении городе Арагонских королевств. Их предприятие оказалось успешным, и в 1511 году Андреу, старший сын Марии, отправился в Севилью, где вместе со своей супругой-валенсийкой открыл книжную лавку. Севилья, будучи воротами в заморские территории, переживала период большого экономического и культурного роста, а поскольку основная часть продававшихся книг была на латыни, книжная лавка с легкостью заполнилась экземплярами, напечатанными в Валенсии и Барселоне. Успех обеспечивала и международная торговля, которую Жоан наладил с помощью своих друзей – итальянских книготорговцев. Таким образом, севильская лавка в основном торговала книгами, напечатанными на кастильском наречии. Андреу, которому уже исполнилось двадцать семь лет, доказал, что не зря провел эти годы в качестве подмастерья в Риме, мастеровым в Барселоне и мастером в Валенсии: к вящей гордости семьи Серра и его приемного отца Педро Хуглара, он приобрел славу знаменитого книготорговца в Севилье.