Но Машег всего этого не замечал. Любил потому что.
Машег приехал к Духареву не просто погостить. Когда друзья утолили голод разнообразной снедью и осушили бурдючок привезенного хузарином замечательного вина, Духарев уже понял, что у друга случилось что-то нехорошее.
– Давай-ка, брат, выкладывай! – потребовал он.
– Да-а-а…
– Тайное что? Сладушка, гони всех из горницы…
– Не надо! – остановил Сладу Машег. – Ничего тайного. В дружину к себе возьмешь меня, воевода?
– Не понял?
– Что ж тут непонятного? – удивился хузарин. – Хочу к тебе в дружину. Не один, с родовичами моими. Вои знатные, за каждого поручиться могу. Возьмешь, воевода?
– Хочешь Святославу послужить? – обрадовался Духарев. – Добро! Это дело хорошее.
– Святославу присягать не буду! – отрезал Машег. – Только тебе!
– Мне? – изумился Духарев. – Как это мне? У меня своей дружины нет!
Теперь изумился Машег.
– Как это нет? Что за воевода без дружины?
– Я – княжий воевода, – пояснил Духарев. – И гридни у меня – княжьи. Зачем мне свои?
– Вот те раз! А как же ты порядок на своих землях поддерживаешь?
Сергей посмотрел на Сладу. Действительно, как?
Сладислава улыбнулась.
– Мы по Правде живем, – сказала она. – Серегей, бывает, судит, но редко. Нашим смердам и холопам Правды и Обычая довольно.
– А ежели кто ослушается?
– Накажем, – спокойно ответила Слада. – Я велю – община своих сама накажет. А чужие у нас не балуют. Бывает, с Поля набегут, но это уж – княжье дело.
– Вот! – усмехнулся Духарев. – Нет у меня никакой дружины. И не надо. Я – княжий воевода!
– Свенельд – тоже княжий! – возразил хузарин. – А дружина у него своя.
– Свенельд – сам князь, – напомнил Духарев. – А я – боярин-воевода.
Машег поднял выгоревшую бровь, посеченную надвое полоской шрама. Раньше, насколько помнил Духарев, этого шрама не было.
– Скарпи Атлисон, которого ты зарубил восемь лет назад, тоже был боярин-воевода, однако ж дружину свою имел… Может, тебе денег жалко? – предположил Машег. – Так я тебе дам!
– Богатенький Буратино… – пробормотал Духарев.
Машег не понял.
– Есть у меня деньги, – сказал Сергей. – Сам знаешь…
И тут вспомнились сегодняшние слова княгини Ольги: «Твоя дружина, твой воевода, и пленник тоже твой…»
Может, и прав Машег. Есть у Духарева земли: и здесь, под Киевом, и в Полоцке, и уличей две деревеньки оброком ему кланяются. Могло и больше быть, да только ни к чему. Оборотистый Мыш-Мышата, шурин-побратим, на духаревском капитале за день больше наварит, чем уличи Сергею за год наберут.
Элда Элвиндовна поднялась со скамьи, обошла длинный стол.
Была она в женском платье, надетом, скорее всего, из уважения к хозяйке. В этом наряде она чувствовала себя неловко, видно было: мужское ей привычнее. Духареву вдруг стало любопытно, как она смотрится в хузарском домашнем: ничего, кроме полупрозрачного шелка и украшений. Украшений на ней, впрочем, и сейчас было довольно.