Разбитую галеру (строительный материал для ремонта) кое-как, лишь бы держалась на плаву, подлатали и пристроили на буксир к целой, на скамьи которой усадили пленных арабов. К вящей радости бывших галерников, тут же завладевших плетками.
А вожделенный берег, как выяснилось, оказался всего в миле от нас.
Да, о трофеях. Их было немного. Но я ими был вполне удовлетворен. Мне достался роскошный арабский панцирь элитной работы и арабская же сабля, в отменном качестве которой я уже успел убедиться. На саблю никто особенно не претендовал, а вот за панцирь пришлось пободаться. То, что я завалил двух панцироносцев, не имело значения. Добыча всё равно делилась на всех.
Но я вновь вспомнил о своем праве на подарок, обещанный мне ярлом в награду за убитого Торсона. И в очередной раз сообщил об этом Хрёреку. Ярл подумал немного – и я получил свой доспех. Причем – опять на халяву. Ярл заявил, что это не доля, а мой приз за убитых стрелков. Половина наших потерь – от них, сказал Хрёрек. Если бы не я, было бы больше. Народ поворчал, но согласился. Отчасти еще и потому, что трофейные кольчуги были, мягко говоря, среднего размера, а не скандинавского XXL.
Однако моя пришлась впору, так что свою бронь, тоже недешевую, я от щедрот подарил Скиди. А он мне – взятую с моей подачи саблю. Так и разобрались.
Теперь о галерниках. Англичанин, которому я отдал ключи от цепей, звался Дикон из Йоркшира. Досталось парню по жизни неслабо. Вместе с двенадцатью соотечественниками он пал жертвой свейских пиратов и был продан византийцам. Там всю компанию купил некий константинопольский купец – и усадил на корабельную цепь. Два года англичане гребли на византийцев.
Потом корабль захватили арабы, но участь пленников не изменилась. Еще три года (к этому времени их осталось только четверо – самых крепких) англичане впахивали на сарацин, а потом появились мы.
Всех освобожденных «галерников» приняли, как уже сказано, на испытательный срок. Проверка показала – большая часть ребят умеет пользоваться боевым железом весьма средне. Но Дикон и еще один англичанин – Уилл, оказались отличными стрелками из лука, двое из византийцев очень недурно рубились, а незаконопослушный мусульманин Юсуф вообще оказался местным «рыцарем» – сыном какого-то шейха, неудачно восставшего против начальства.
Вертеть весло, естественно, умели все освобожденные. Правда, разговаривать с ними было пока затруднительно: датского не знал никто. Словенского – тоже. Так что общались по сложной схеме: я с англичанами – по-английски (благодаря моей рабыне-англичанке, я неплохо болтал на его средневековом диалекте), а уж англичане – с остальными – по-арабски или по-гречески.