Оба покрывала на Можере слегка зашевелились.
– Как! Ты уже пробуешь двигать рукой? – изумился Вален, поглядев в это место. – Не советую. Потерпи немного, не то разбередишь раны, и они откроются. Монахиня дала тебе выпить то, что я прислал? Старые корпии поменяла? Кстати, почему ее не видно? Она ушла?
– Да, Вален, – пробормотал Можер. – Кажется, она пошла умыться. Но как только вернется, я скажу ей…
– Это будет не скоро, – оборвал его врач и решительно направился к кровати. – Знаю я, как умываются женщины, а потому сам сейчас займусь врачеванием.
– Нет, не утруждай себя, – попытался остановить его Можер, – лучше позаботься о других. Изабелла, право же, скоро вернется…
Но Вален, не слушая, уже протянул руку к стулу, который хотел подвинуть, чтобы сесть поближе. И вдруг рука его замерла в воздухе: он увидел на спинке стула доказательство того, что сестра Моника явно не торопилась идти умываться. Застыв, Вален выразительно поглядел на Можера. Тот, улыбнувшись, лишь слегка приподнял брови. Вален понимающе кивнул и сделал шаг назад, говоря при этом:
– А впрочем, пожалуй ты прав и мне не стоит вмешиваться. Свое дело я сделал, теперь пусть она поухаживает за тобой, ведь ей, насколько я понимаю, это доставляет удовольствие? Но не забудь напомнить, пусть регулярно дает питье. А вечером я приду – сменим еще раз корпии и осмотрим раны. Но в случае чего пусть твоя Изабелла немедленно идет за мной: все же со здоровьем шутить не следует.
И Вален, покосившись на покрывала, улыбнулся, покачал головой и ушел.
Едва закрылась за ним дверь, Изабелла вынырнула из своего укрытия.
– Боже мой, я чуть не задохнулась, – были ее первые слова. – А какого страху натерпелась! Если бы он увидел меня… Что подумал бы он о невестах Христовых, которые, давая обет целомудрия, отреклись тем самым от всего мирского?
– Это правда? – спросил ее Можер.
– Что? – не поняла Изабелла. – О чем ты?
– Что ты влюблена в меня?
Она долго молчала, не зная, как ответить. Потом, вся во власти своего искреннего чувства, приподняла голову и, чуть не касаясь его губ, прошептала:
– А разве ты сам этого не видишь?
Их губы слились. То был второй в жизни поцелуй Изабеллы, и она отдалась ему страстно, самозабвенно, вложив в него всю нежность и пылкость, которые диктовала ей юная, неискушенная еще плоть.
– Видишь, какая я, – нежно водила она пальчиками по лицу Можера. – Ты хотел меня увезти, а я сама пришла к тебе.
– Моя Изабелла… – прошептал нормандец, и она вновь обняла его, положив голову ему на грудь и вдыхая сладкий запах его тела.