Сейчас, спустя еще неделю, Можер вновь вернулся к своим размышлениям. Глядя на Изабеллу, сидящую за столом и занятую вышиванием, он вдруг отчетливо осознал, что в этой девчонке воплотилось для него отныне все то, к чему вел его жизненный путь. Это было конечным пунктом дистанции, которую он год за годом преодолевал. И он подумал: если бы сказали сейчас, что ей грозит опасность, он вскочил бы с постели и, невзирая на раны, помчался бы, чтобы спасти ее из беды, заслонить своей грудью, услышав в ответ ее такой милый, нежный голос со словами признательности. А если бы ей вздумалось покинуть его, уехав далеко-далеко, он вскочил бы на коня и поскакал к ней, ибо не мыслил уже иначе…
С этими думами Можер пошел к Рено и все ему рассказал. Под конец спросил, есть ли этому объяснение, ведь такого с ним никогда не было!
Приятель с улыбкой выслушал «исповедь» нормандца и тотчас объяснил причину неведомой напасти:
– Дело в том, друг мой, что ты уже давно и безнадежно влюблен. Это случилось после того, как ты очнулся в своих покоях.
– Значит, Рено, это любовь?.. И я ее люблю?
– Так и должно было произойти. Право, я бы удивился, если бы твое сердце не дрогнуло.
– Отчего же оно дрогнуло?
– Оттого, что услышало зов другого сердца. Ведь Изабелла давно уже влюблена в тебя, она бредила храбрым викингом еще в монастыре.
– Откуда тебе известно?
– Она призналась мне в этом на исповеди.
– На исповеди? Когда же это?
– На следующий день после нашего возвращения с битвы.
– Припоминаю… Я тогда нагрубил ей, и она покинула меня… И пришла к тебе, Рено?
– Она плакала, Можер. Ее возмутило твое грубое к ней отношение. Девчонка отдала тебе сердце, свою любовь, а ты прогнал ее. Кому же ей было пожаловаться, как не духовному отцу?
– Я поступил как последний негодяй, – опустил голову нормандец. – И понял это уже потом, когда она ушла. И я пошел ее искать, Рено, чтобы вымолить прощение.
– А Изабелла… Вообрази, друг мой, ее любовь: она сама собиралась просить у тебя прощения, что ушла тогда.
Можер помрачнел, вспоминая все это. Глядя на него, монах сказал:
– Тебе надлежит стоять перед нею на коленях и целовать ей ноги. Своей любовью она вытащила тебя из могилы.
Нормандец тряхнул головой:
– И я сделаю это, Рено! Это мой долг! Моя честь взывает к этому!
– На твоем месте я пошел бы дальше, – обронил монах. – Я женился бы на ней.
Можер оторопело уставился на него. А Рено продолжил:
– Лучшей жены и пожелать нельзя, говорю тебе как друг.
– Это невозможно.
– Почему? Ведь ты любишь ее и, как признаешься, она тебе дороже жизни. Или мечтаешь жениться на другой, нелюбимой, а думать об этой?