– Да, я люблю ее, Рено, теперь я это понял. Клянусь прахом своего предка, я не пожелал бы себе другой жены!.. Но огромная пропасть разделяет нас. Я сын герцога, сиятельный граф. Я принадлежу к знати, а ее законы суровы. Как посмотрит она на мою супругу, незаконнорожденную дочь вельможи, который выгнал ее из дому, отправив в монастырь? К тому же я не посмею нарушить волю отца, ты ведь знаешь, он собрался женить меня на какой-то графине. Я не желаю выслушивать его проклятия и стать изгоем, как Карл Лотарингский.
– Что же ты думаешь делать? Как скажешь Изабелле об этом?.. Впрочем, уверен, она даже не заведет такого разговора. А когда ты уедешь к себе в Нормандию, она снова уйдет в монастырь, чтобы лить там горькие слезы о своей первой и последней любви.
– Но как же быть, Рено? Увезти ее куда-нибудь подальше и жить вдвоем, вдали от людских глаз? Это единственное, что мне остается, ведь я не могу без нее, она стала для меня всем, понимаешь ты, всем! Подругой, сестрой, матерью… женой, наконец!
– Ну, так и женись.
– Ты издеваешься, монах! Ведь я только что говорил…
Рено поднял руку. Можер умолк, выжидая.
– Не припомнишь ли, граф, тот день, когда ты обидел ее?
– Я вижу его, словно это было вчера.
– Тогда ты должен вспомнить и то, в каком платье она пришла.
Можер наморщил лоб.
– На ней было что-то такое… светло-зеленое. Я еще спросил, откуда она его взяла.
– И что она ответила?
– Что подарил король.
– А почему он его подарил?
– Этого она не сказала.
– А ты не догадался спросить?
– Нет… Что за глупые вопросы, Рено! При чем тут какое-то платье? С чего вдруг ты спрашиваешь меня об этом?
Монах загадочно улыбнулся.
– Это платье, друг мой, откроет тебе глаза и укажет дорогу в будущее. Оно хранит в себе тайну, в которую посвящены лишь трое: сестра Моника, король Гуго и отец Рено. Однако, зная, что это напрямую касается тебя, я все же не открою этой тайны, ибо она доверена мне, как священнику, на исповеди. Король тоже не скажет ничего, поскольку дал слово. Остается последний человек – твоя возлюбленная. Спроси ее об этом. Но помни: одно неосторожное слово, малейшая попытка к принуждению – и ты не узнаешь ничего. Этот день станет последним днем счастья для тебя и для нее.
Так ничего и не поняв из сказанного, Можер, махнув рукой, отправился обратно. Изабелла, зная, куда он пошел, ждала его на скамейке у входа в церковь. Увидев ее, Можер улыбнулся. Она подошла, обняла его, уткнувшись лицом в грудь. Потом подняла голову и, слегка нахмурившись, спросила:
– Отчего ты так смотришь на меня, будто впервые видишь? Хочешь что-то сказать?