– Сюда нацисты свозили артефакты, собранные в синагогах, – прошептал раввин. – Они собирались устроить тут музей нашей исчезнувшей расы. Я видел собственными глазами, как они сваливали в кучи бесценные предметы здесь и в других местах. Ужасное зрелище.
Они вошли в неф с необычными люстрами: их яркие светильники были направлены вниз. Над ними находился второй этаж – сразу за балюстрадой, разделявшей неф на две части, в каждой из которых имелась ниша с выставленной в ней блистающей менорой.
– Священные артефакты вернули туда, откуда их забрали нацисты, – рассказал Берлингер. – Однако некоторые остались здесь – нам не удалось установить, где они находились прежде. В конце концов мы решили, что это самое подходящее место для нашего наследия. Музей, но не исчезнувшей расы, а той, что по-прежнему жива.
Том уловил гордость в голосе старого раввина.
– Ты и твоя дочь, – сказал Берлингер. – Возможно ли восстановить ваши отношения?
– Наверное, нет. У меня был шанс много лет назад, но я им не воспользовался.
– Она сказала, что ты сфальсифицировал одну из своих статей. Я посмотрел твою историю. Когда-то ты был уважаемым журналистом.
Слово когда-то причинило Сагану боль.
– Я все еще им являюсь, и той женщине известна правда, – ответил он сухо.
– Возможно, ты сможешь доказать, что ты честный человек?
– Тогда многое изменится.
– Я знаю не больше того, что сказал. Она была очень таинственной и весьма убедительной.
– Что вам известно?
– Только одно: как и в большинстве случаев, за этим стоит еще одна история.
Спина Тома напряглась.
– Что вы имеете в виду?
– Я подозреваю, что ты хочешь отомстить нескольким людям.
Репортер заметил, что раввин не ответил на его вопрос, и поэтому решил поступить так же.
– Во время войны, – продолжал Берлингер, видя, что его собеседник молчит, – мне пришлось делать вещи, которых не следует требовать от приличных людей. Я возглавлял совет в Терезине. Каждый день мы выбирали, кому жить, а кому умереть. Погибли тысячи, и многие нашли смерть из-за решений, которые мы приняли. Только время смогло расставить то, что тогда происходило, по своим местам.
Казалось, старик полностью погрузился в воспоминания.
– Мой собственный сын… Да упокоит Господь его душу, – проговорил он еле слышно.
Саган по-прежнему молчал.
– Я должен еще кое-что тебе сказать, – добавил рабби. – Во время войны многих отправили в лагеря. Но прежде чем я туда попал, произошли некоторые события. Я говорил об этом с Марком. Могу я теперь поделиться этим с тобой?
Они выбили дверь дома на ферме.
Берлингер стоял в стороне, когда двое мужчин и Эрик, его пятнадцатилетний сын, бросились внутрь, чтобы вытащить единственного обитателя дома. Лето принесло тепло, и мужчина был едва одет. Его звали Юрий. Это был чех, которого раввин знал еще до войны. Простой тихий человек, совершивший огромную ошибку.