— Расскажи, — тихо попросил Кирилл.
И она рассказала. Всё рассказала. Как позвонила Варьке, как осталась одна в квартире, а они уехали, на какую-то важную встречу спешили, и как она была рада этому, потому что очень хотела побыть одна. И страшно подумать, что бы произошло, если бы Антон не вернулся за случайно оставленным телефоном и не нашёл её на полу без сознания в луже крови. Рассказала, как очнулась уже в больнице и не сразу поняла, где она, потому как не помнила ничего: ни как Антон пытался привести её в чувство, ни как он вызывал скорую, ни как они ехали в больницу. Только темнота и нестерпимая боль остались в памяти и то обрывками. Это уже потом Антон с Варей ей все рассказали.
— Я помню, как мне не хотелось просыпаться, слабость жуткая была, — перевела дыхание, тяжело сглотнула и продолжила свой рассказ:
— Но когда я заставила себя открыть глаза, увидела белые стены. Ксюша замолчала, вспоминая подробности того дня. Вот она лежит на узкой кровати, застеленной светло-голубым бельем, и чувствует специфический больничный запах
Она сморщила нос, будто и сейчас вдыхала тот ненавистный запах, что вызывает приступ тошноты.
— Какой-то седой мужик с усами и бородой, одетый в белый халат, склонился надо мной и сказал, что ребёнка спасти не удалось. Кир, я даже не сразу поняла, что он врач, — голос задрожал, — и не поняла, что он обо мне говорит. Я же не знала Кир, я не знала, что беременна. Не знала, пока не потеряла его. — Судорожно вздохнула. Зажмурилась.
— Кир, это так страшно, — прошептала она, утыкаясь носом в его шею, — так ужасно, когда тебе говорят о смерти твоего ребёнка.
Вновь зажмурилась, задерживая дыхание. Вздохнуть не получалось. И не хотелось. Забыться бы, стереть из памяти. Вцепилась в Кира с остервенением, схватилась за его широкие плечи до онемения в мышцах, до боли в пальцах. Только он мог её спасти, только он. Кирилл для неё лекарство от всех болезней, спасательный круг в череде жизненных невзгод, свет в её царстве страхов.
Они так и сидели в темноте, не шевелясь, будто боялись отпустить друг друга.
— Я хотела тебе сказать, я правда собиралась, но пришло сообщение от Макса, что Сева разбился, и я поняла, что не смогу, не имею права добивать тебя. — Понимаешь? — вскинула голову, взглянула с каким-то отчаянием ему в глаза и безжизненным голосом продолжила: — Тем более что уже ничего нельзя было сделать, — перешла на едва слышный шепот, — ни-че-го.