…О, господи! Весь мир внезапно предстал передо мной, как заговор. Конечно, они сговорились. «Золотой век». «Принуждение на строго добровольных началах»…
Дождик то усиливался, то притихал. Мы стояли у входа в парк. В дальнем конце Шарлотенбург блеснул фарами одинокий автомобиль, поворачивая на Риннлингенштрассе.
Бледный вопрошающе смотрел мне в глаза. Внезапно я заметил, что он весь дрожит. Но не от холода. Ночь была теплая.
Я вдруг понял, что он не уверен. Не уверен ни в чем. В его взгляде снова был тот прежний, знакомый страх.
— Скажите, — начал я, — ну, а вы-то убеждены, что лично вам было бы хорошо в этом переустроенном обществе? Вас ведь тоже могут уничтожить, когда цель будет достигнута.
Я шагнул вперед и взял его за руку. Мне хотелось проверить, действительно ли он дрожит.
Он выдернул свою лапку из моей ладони и резко отскочил назад, ударившись о решетку парка. Все аппараты на нем загремели.
— Что вы делаете?!
Его лицо исказилось злобой и страхом.
— Что вы сделали? Зачем вы меня схватили?
Я понял, что попал точно.
— Что вы сделали, черт вас возьми! Меня же нельзя хватать. Я не могу допускать этого. Я испуганный человек. Я два раза был в гитлеровских концлагерях и переживал такие вещи, какие вам и не снились.
— Ну-ну, успокойтесь, — сказал я. (Это было даже смешно). — Вы же только что убили человека.
— Так это я, — отпарировал он. — Ф-фу!.. — Он схватился за сердце. — Нет, так нельзя…
Он в отчаянии прошелся несколько раз до края тротуара и обратно. Потом остановился.
— Зачем вы дотронулись до меня? — В его голосе была ненависть. — Вы же все испортили, черт вас возьми!
— Но ведь у вас же действительно нет уверенности.
— Ну и что?… Зачем напоминать об этом? Это не гуманно, в конце концов. Почему не оставить человеку надежду?
Странно было слышать слово «гуманно» из этих уст. И вообще все вызывало омерзение.
— Ладно, — сказал я. — Спектакль, видимо, окончен. Я ухожу.
— Подождите, — воскликнул он мне вдогонку. — Постойте. Я должен вам сказать, что вы можете работать спокойно. Я сам послежу, чтобы вам не мешали. Но предупреждаю, чтоб не было никаких неожиданностей. Не пытайтесь связаться с кем-нибудь, помимо меня. Это смерть. Этого я не потерплю. Я сам вас воспитал, так сказать, и мимо меня это не должно пройти.
Некоторое время он шагал рядом со мной, потом остановился.
— Мы еще увидимся…
Входя к себе в комнату, я услышал, как что-то зашуршало у меня под ногой на пороге.
Я зажег свет и поднял с пола записку.
«Ждал тебя два часа. Срочно позвони. Крейцер».