Другими словами, он опасен не сам собой, а теми, кто стоит за ним.
Но кто стоит?…
Я зажег новую сигарету.
Что-то само собой просилось в разум. Что-то пробивалось оттуда-из внутренних темных глубин интуиции.
А ну-ка, отдадимся свободному полету фантазии. Но мне нужен был повод, площадка, откуда сделать первый шаг и пустить мысль в путь.
Я встал, вынул из ящика стола лист бумаги и перо. Потом стал кружить по комнате, ожидая.
Помогите же мне, друзья! Придите на помощь, могучие художники прошлого…
Я поднял над головой руки и потряс ими в воздухе. Пусть пересекают меня линии силового поля мысли, прошлый опыт творцов. Идите же сюда, Дюрер, Гольбейн, Каналетто! Сюда, товарищи! Настала та минута. Как будто рвеньем крыл зашелестело в воздухе, и раздался внутренний голос:
«С помощью трех нитей ты можешь перенести на картину или нарисовать на доске каждую вещь, до которой ты можешь ими достать. Для этого сделай так.
Если ты находишься в зале, то вбей в стену большую специально сделанную для этого иглу с широким ушком и считай, что в этой точке находится глаз. Затем поставь стол или доску…»
Дюрер, конечно. Впрочем, я читал, возможно, когда-то его трактат «Руководство к измерению».
Близко, но это было не то.
Еще раз.
«Рисуя большой предмет на улице, установи его габаритные размеры и прямоугольник нижнего основания обертывающей призмы впиши в ту окружность, диаметр которой условно равен длине изображаемого предмета…»
Кто-то из итальянцев XVI века. Ими изобретен способ «обертывающих поверхностей».
Это как раз мне и было нужно. Спасибо.
Лихорадочно я отбросил перо, схватил карандаш, вычертил на бумаге призму. И в ней почти сам собой нарисовался автомобиль. Какой? Тот самый «кадиллак».
Еще несколько штрихов — и нарисовался дом. Знакомый дом, мимо которого я не раз проходил, бродя по городу.
Ага, вот куда ведет дорога! Впрочем, в такой проницательности и не было ничего удивительного. Крейцер намекал мне на это: «Иностранная разведка». И Бледный говорил о «влиятельной группе в одной стране».
Я набросал окна здания, палисадничек перед ним, огражденный решеткой. Затем принялся тушевать рисунок, добиваясь объемности изображения.
Час я трудился. Сделал тени, сгустил их, нарисовал прохожего в плаще и блеск солнечного блика в окне первого этажа.
К двенадцати все было готово.
Я прислонил лист к стене и сосредоточился, глядя на него.
Вот она — моя стартовая площадка.
Внимание…
Тихо…
Но ничего не выходило. Мне нужно было привести себя в состояние нервного экстаза.
Я сходил на кухню, сделал себе еще чашку кофе, отпил, прошелся несколько раз по комнате и опять сел напротив своего рисунка.