Я стоял столбом, переваривая услышанное, не желая в это верить, наливаясь обидой на вселенскую несправедливость, и ощущая острое как никогда желание вернуться домой. Немедленно!
- Вот что, - хмыкнул Мэтр, и ловко вскарабкался на вершину своего ходячего танка. - Я сейчас поведу народ обедать. Во-он ту крайнюю башню видишь? Ближайшая к нам. У её основания наша, так сказать, штаб-квартира. Клан-холл. А через проулок - кухня. Мы будем там. А ты сходил бы к местному мастеру знаков.
- К кому?
- К Мастеру-толкователю Знаков!
- Он тоже языков не знает? Как все местные? - подумав, засомневался я. - Как же я с ним стану общаться?
- Так знаками же! - хмыкнул Мэтр, - Он же Мастер-толкователь Знаков!
- Это должность такая? - не понял я.
- Это такой талант! - заверил меня сенсей.
- И как мне его найти?
- Вверх по главной улице. Это которая самая широкая. Она от Врат начинается. А там узнаешь его дом по вывеске. Увидишь - не ошибёшься! - ухмыльнулся сенсей загадочно.
С лязгом закупорив себя в чреве стального доспеха, сенсей лихо сиганул с места сразу к подножию защитного вала. Ребята, виновато оглядываясь на меня, стали тихо и молча спускаться вслед за сенсеем. Мне очень хотелось заплакать, прям как в далёком детстве, но я терпел, ожидая, пока все уберутся прочь.
Потом я спустился, и побрёл огородами по тропинкам между грядками в сторону Врат. Голода я не чувствовал. Ничего мне не хотелось. А желания идти вместе со всеми - тем более не было. Не хотелось никого видеть. В какой-то глухой и тёмной душевной пустоте я тёр правую руку глиной с песком, надеясь оттереть дуратский узор. Узор стереть, разумеется, не получилось, руку только грязью испачкал.
Когда жалость к себе, обида на несправедливую судьбу, и желание назло всем превратиться, скажем, в примерзкую ворону, что бы злобно каркать, и гадить сверху на этот их раскрасивый оазис, достигли апогея, я добрёл, наконец, до Врат. И улёгся на травку, где мы медитировали. Воздух над Вратами всё так же переливался сполохами странного света, да и герольд по-прежнему торчал рядом. Жалеть себя, и ныть мне надоело. Я полюбовался разноцветными переливами сияния над Вратами, и закрыл глаза. Расслабил мышцы. От стоп, вверх по телу, все лицевые мышцы, затем руки. Мыслей в голове на этот раз не было. Меня накрыло. Во мне стало пусто. Только душа болела обидой, и тихо шипел страх где-то в закоулках. Всё это мне не нравилось. Я себе таким не нравился. И что-то с этим надо было делать. Но я понятия не имел - что. И тогда вдруг всплыли из памяти слова моего папы.