Я никогда не задавался вопросом: «Нужно ли печатать книги?»
Я смеялся над своей женой, когда она открыто порицала слова и книги. Теперь ее точка зрения стала мне куда более понятной.
Имея в своем распоряжении лишь маленькие, достойные сожаления слова, можем ли мы надеяться на что-либо большее, нежели просто уловить отдаленное эхо истины? Более того, это слабое эхо становится неподвижным, словно бабочка, наколотая на булавку. Люди, которые читают книги, говорят одно и то же и вскоре теряют способность использовать собственное воображение. Они начинают верить в то, что знания доступны им только в печатном варианте. Какой яркий пример беспомощности человеческого интеллекта!
Истину нельзя передать словами. Вы понимаете это только тогда, когда держите кого-нибудь за руку и смотрите ему в глаза или когда влюбленные разговаривают друг с другом молча, но весьма красноречиво, лишь прикосновениями пальцев. Не забывайте, мне довелось узнать, что это такое – счастливый брак, и мне известно это по собственному опыту, из жизни, а не из книг.
К чему сравнивать гарнитуру шрифта Жансона с моей? Какой смысл сопоставлять яйцевидные выпуклости букв Roman с волшебными завитушками Gothic?[211] Какое это имеет отношение к жизни, истине или вообще чему-либо важному и значимому?
Я потерял веру, мой дорогой падре. Признаюсь в этом Вам одному и больше никому. Я вспоминаю Иоганнеса Сиккула (казненного печатника), то, как его отрубленная голова скатилась в корзину, и чувствую, как с моих собственных плеч падает огромная тяжесть. Эта тяжесть – моя честная немецкая искренность, которая в Венеции стала, увы, бесполезной.
Мы с Иоганном приехали сюда, потому что она – большая торговая метрополия. Мы прибыли сюда не паразитами. Мы приехали, исполненные веры и предприимчивости. Благодаря своей отваге и трудолюбию мы сделали Венецию центром литературной активности во всей Европе. Мы печатали своды законов, Библию, классику, филологическую литературу, труды по медицине, географии и астрологии; мы напечатали их больше, чем кто-либо иной. Наши книги попадают за границу: в Германию, Францию, Испанию, Голландию, Бельгию, Люксембург и даже в Англию, принося деньги и создавая рабочие места для целых династий венецианцев. И что же мы получили в благодарность от Венеции за свои труды?
Что представляет собой лагуна, если не сырую могилу для наших надежд?
Почему я должен зря тратить свое время на венецианцев? Их совершенно не волнует, что находится внутри книг. Они покупают их только ради красивых обложек. В последнее время, к стыду своему, я даже экспериментировал с ароматическими красками, чтобы понять, не помогут ли они вновь возбудить пресытившихся венецианцев. Я наряжаю свои книги, словно павлинов или шлюх.