Сосии полагалось содержать их бумаги в порядке, ведя записи на листах, которые Рабино иногда покупал по дешевке у продавца канцелярских товаров. Среди этих грубых стопок она иногда прятала и свой журнал, который являл собой куда более элегантный документ, переплетенный в темно-красную кожу, со страницами из лучшей бумаги с водяными знаками Болоньи. Его подарил ей Доменико Цорци, решивший, что Сосия увлекается поэзией и что она даже может сочинить несколько строчек сама. Ему и в голову не могло прийти, каким образом она использует его подарок.
Она открыла его в то утро и нашла столбец, озаглавленный «Буржуа». В нем она провела две линии, оставив между ними пустое место, чтобы сделать новую запись.
* * *
Сосия убрала со стола, прополоскала рот, умылась, плеснула водой между ног и зашагала к Fondaco dei Tedeschi.
Было еще так рано, что солнечные лучи не успели запятнать туманное подбрюшье рассвета на горизонте, и ни одна лодка не нарушала покоя расплавленного жемчужного зеркала канала.
К тому времени, как она оказалась на другом riva[37], солнце уже поднималось над черной изломанной линией конька крыши постоялого двора, украшенной фигурными элементами. Она знала, что в одной из больших комнат этого здания уже бодрствует юноша с сиреневыми веками и шелковистыми ресницами. В нем чувствовалась безошибочная хрупкость ранней пташки: наверняка он уже занят делом.
Она подняла руку, прикрыв ею глаза от солнца. Это движение, подчеркнувшее грудь, мгновенно вызвало дружный хор восклицаний у шедших навстречу лодочников. Одни ритмично захрюкали, словно уже представляя, как совокупляются с нею; другие принялись расхваливать свое мужское достоинство, сопровождая слова характерными движениями бедер. Третьи кивали ей и улыбались с ободряющей фамильярностью. Четвертые окинули ее апатичными взглядами, какие бывают у мужчин после соития, словно не сомневаясь в том, что им предстоит заняться с ней любовью. А еще один выразил ей свое повышенное внимание гримасами боли: как она могла лишить его своего общества хотя бы на мгновение? Последний из них, высокий, с огромным брюхом, попросту во всю ширь раскрыл рот, показывая, с какой жадностью готов проглотить ее всю целиком – за один присест!
Она не рассердилась, прекрасно зная, что олицетворяет собой непреодолимый соблазн: женщина, бесстыдно одинокая на рассвете, непременно должна оказаться шлюхой, мягкой и сладкой после целой ночи плотских утех с клиентами, пахнущей потом и семенем дюжины мужчин.
«В другое время все могло быть именно так, – подумала Сосия, – но только не сегодня».